Я был адъютантом Гитлера. 1937 - 1945 - Николаус фон Белов

Чем пышнее были внешние рамки этого визита, тем большее неудовлетворение его результатами испытывал Гитлер, ибо никак не мог найти контакта со своими гостями. Мое первое впечатление от их встречи на Лертском вокзале меня не обмануло. Эти люди пришлись фюреру не по душе.

Через несколько дней всему миру пришлось принять к сведению успехи Гитлера в испанской Гражданской войне – 6 июня летчики легиона «Кондор» с цветами прибыли в Берлин как победители. Парад их возглавлял последний командир этого легиона генерал барон фон Рихтхофен. Оба его предшественника, генералы Шперрле и Фолькман, стояли позади фюрера на почетной трибуне. Среди примерно 1800 солдат находились и около 500 летчиков, всего несколько дней назад вернувшихся из Испании. На фоне транспарантов с именами погибших, которые держали примерно 300 членов «Гитлерюгенд», Геринг и Гитлер приветствовали легионеров. Фюрер еще раз кратко изложил причины и ход Гражданской войны в Испании, как он их видел. При этом Гитлер нападал на западные демократии, обвиняя их в «лживом» освещении германского участия в военных действиях на стороне Франко, и почтил память погибших за фатер-ланд камерадов. Только немногие заметили, что он сумел ловко избежать даже малейшего упоминания о России и большевизме.

Теперь календарь Гитлера оказался свободен от официальных или военных мероприятий. Шмундт воспользовался этим, чтобы уехать в отпуск, а Альбрехт решил жениться. Поэтому оставшуюся часть месяца службу пришлось нести Энгелю и мне; мы решили этот срок поделить, я взял на себя его первую половину.

Целью первой поездки явилось посещение 7 июня 1939 г. еще строившегося автомобильного завода «Фольксваген» в Фаллерслебене. Камень в его фундамент Гитлер заложил еще примерно год назад. Туда же были вызваны Лей, д-р Фридрих Порше и Якоб Берлин. Лей финансировал это строительство, Порше был конструктором «Фольксвагена», а Берлин – советником фюрера по автомобильным вопросам и его собеседник по делам моторизации.

Я познакомился с Берлином еще осенью 1937 г. на Оберзальцберге. Оказалось, он, являясь директором филиала «Мерседес-Бенц» в Мюнхене, был знаком с фюрером еще с 1923 г. и поставлял ему автомобили. Уже вскоре после своего прихода к власти Гитлер попытался через Берлина сделать идею выпуска «народного автомобиля» привлекательной для автопромышленности. Но из-за тогдашних трудных экономических условий автофабриканты не решились приступить к производству новой конструкции, успех которой казался им неясным. Однако Берлину удалось заинтересовать проектом конструктора Порше, ранее работавшего в фирме «Мерседес», и связать его с Гитлером. Узнав об этом плане, Лей увлекся им и предложил финансировать строительство за счет «Банка германского труда» – домашнего банка своей организации, в котором лежали деньги ее членов. На строительство завода в районе Вольфсбурга Лей отводил год, и первый «фольксваген» должен был, как он считал, сойти с конвейера в конце 1940 г. Мне хорошо помнится многоголосая критика в адрес «одержимого манией величия» Лея, утопические планы которого считались нерентабельными и неосуществимыми, а сама идея производства «народного авто» – ложной. Однако фюрер всячески поддерживал Лея и эту идею. Оба они возлагали большие надежды на эту маленькую автомашину, которая должна была стоить всего 1000 рейхсмарок. Вермахт же тогда этой автомашиной не интересовался, считая ее непригодной в военном отношении.

Следующая поездка была в Вену на «Имперскую театральную неделю». Гитлер любил культуру, искусство и исторические традиции этого города. Но вот самих венцев он не любил и не скрывал этого. А потому, будучи на сей раз не обременен государственно-политическими обязанностями, говорил здесь только о культуре и искусстве. По большей части он рассказывал о событиях своей венской молодости, о том, какие оперы слышал, какие спектакли в Бургтеатре видел, какими художниками восхищался. В архитектуре и живописи фюрер отдавал предпочтение XIX столетию. Особенно восторгался он такими творениями готики, как собор святого Стефана, а также зданиями в стиле барокко, которыми так богата Вена. Но искусство XIX в. было ему ближе, ибо оно моложе и, на его взгляд, все еще не завершено в своем развитии. Примыкая к этому искусству, современные живопись и архитектура должны, однако, выходить за рамки той эпохи и искать новые пути. В своей живописи Гитлер и сам пытался продолжать это направление в искусстве. Стилистическим образцом для него, даже в выборе сюжетов и мотивов, служил Рудольф фон Альт, которому он подражал.

Последний день в Вене начался с посещения Гитлером могилы его племянницы Гели Раубаль на Центральном кладбище. Затем мы вылетели в Линц. К этому городу у фюрера было отношение иное, чем к Вене. Здесь он чувствовал себя вольготно. Но, по его мнению, Линцу не хватало зримых культурных ценностей, и теперь Гитлер желал этот пробел восполнить. На обратном пути он посетил еще некоторые места, связанные с его детством и юностью.

В «Бергхоф» Гитлер вернулся бодрым и возбужденным поездкой. Однако уже в первый вечер я заметил, что мысли его опять блуждают где-то далеко. Никогда еще мне не бросался так в глаза контраст между его приватным любимым занятием – строительством и постоянным размышлением о путях осуществления своих политических замыслов, как в эти дни на Оберзальцберге. Его собеседниками были попеременно Шпеер и я.

Целыми часами вышагивая по большому холлу, Гитлер давал свободу собственным мыслям. В словах его звучало желание как можно быстрее создать базу для манящего мирного труда, а базой этой должен был служить именно Великогерманский рейх, не оспариваемый и признанный народами Европы и всего земного шара. Мне казалось, что главную роль здесь играло для него даже не территориальное расширение рейха, хотя он и делал утрированно звучащие намеки насчет такого расширения на Восток. В сущности, для него дело преимущественно заключалось в уничтожении «еврейского большевизма» как величайшей опасности для Германии и Европы. Под этой угрозой немецкий народ не может жить мирной жизнью и выполнять предписанную ему историей задачу: оберегать те культурные ценности, которыми он обладает, и создавать новые – так аргументировал свою политику Гитлер. Сознаюсь, эти идеи производили на меня впечатление. Кажущаяся ясной оценка положения убеждала меня в правильности его планов.

Но прежде всего я верил его словам, что предпосылкой конфликта с Россией и Польшей должна быть единая Европа. Он не сомневался, что кампания против Польши будет короткой и победоносной – это для него было бесспорно. Но он бы предпочел получить Данциг и часть коридора без применения вооруженной силы и установить с Польшей новые прочные отношения. Он не может себе представить, чтобы шовинизм поляков зашел столь далеко, что они недооценивают силу германского вермахта и переоценивают возможность помощи со стороны Англии. Такая ложная оценка может означать конец Польши. Гитлер не верил в активное вмешательство Англии, ибо исходил из того, что англичанам требуются еще минимум два года, пока они вооружатся для войны. Вот это время он и хочет использовать, ибо подобный случай решением польской проблемы создать базу для неизбежной вооруженной борьбы против России снова не представится.

Во время одного такого вечернего хождения по холлу я спросил Гитлера, верит ли он в то, что англичане признают гегемонию Германии в Европе. Фюрер ответил: им не останется ничего другого, если они хотят сохранить свою мировую империю. С Польшей они еще до конца не определились. Осторожные англичане пока выжидают. Они наверняка станут совсем тихими, когда он осуществит союз с Россией. Тогда, несомненно, полякам придется перестать задаваться, ибо русских они боятся сильнее, чем нас.