Элегантная наука о ядах от средневековья до наших дней. Как лекарственные препараты, косметика и еда служили методом изощренной расправы - Элеанор Херман

Генрих, вероятно, подхватил болезнь, поедая устриц или плавая в той выгребной яме, которую представляла собой Темза. По иронии судьбы, его врачи совершенно верно предостерегали его относительно еды и физической активности, хотя и ошибались с причиной.

Брюшной тиф начинался медленно, с головной боли и легкой лихорадки, и худшее, что мог предпринять больной, – проигнорировать симптомы и продолжить заниматься делами. Лихорадка прогрессировала, пациент бредил, страдал от неутолимой жажды и мигреней и, если его природный иммунитет не справлялся, умирал в течение месяца. Генрих продержался двадцать семь дней.

Интересно воображать, каким королем стал бы Генрих, если бы он пережил болезнь. Можно с уверенностью сказать, что гражданская война не расколола бы Англию надвое, хотя ей и не удалось бы остаться в стороне от европейских войн. Смерть избавила Генриха от столкновения с политическими реалиями XVII века. Он остался в истории и легендах как незапятнанный герой, который никогда не сделал ни одного неверного выбора. Генрих, принц Уэльский, застыл во времени, словно в камне: золотой юноша, добродетельный и полный надежд.

Из всех предполагаемых случаев отравления при дворе лишь немногие подтверждаются современным научным анализом. Но даже эти случаи заставляют нас задаваться вопросами. Кто дал Кангранде делла Скала дигиталис? Кто убил Агнессу Сорель ртутью? Каким образом Фердинандо Медичи подсыпал мышьяк в лекарства своего брата и невестки (если он в самом деле сделал это)?

Однако есть одна история, в которой не осталось «слепых пятен» – ужасающая история невероятной убийцы, двадцатидвухлетней Фрэнсис Говард, графини Сомерсет, знатной дамы, красавицы, признанной отравительницы при дворе короля Якоба I. Все началось в 1608 году, когда ее отец Томас Говард, граф Саффолк, устроил ее брак с Робертом, графом Эссексом – сыном бесшабашного фаворита Елизаветы I, казненного в 1601 году за измену.

Брак был обречен остаться неконсумированным. Поначалу это не шло вразрез с планом, учитывая молодость пары: обоим было по пятнадцать. Хотя девочкам разрешалось вступать в брак с двенадцати лет, а мальчикам – с четырнадцати, считалось, что секс в столь юном возрасте может замедлить рост, вызвать умственную отсталость и вообще стать причиной ранней смерти. Подросткам для развития все еще незрелого мозга и других органов необходимо отсутствие гуморов, которые попадали в организм вследствие физической близости. Разумеется, врачи были правы в том смысле, что ранние браки подвергают опасности девочек, хотя и ошибались в отношении причин. Несформированность репродуктивной системы может стать причиной выкидыша, мертворождения и различных проблем со здоровьем. В наше время девушки в возрасте до двадцати лет в два раза чаще умирают вследствие беременности и родов, а девочки пятнадцати лет и младше – в пять раз чаще. Граф Эссекс отправился в путешествие по Европе, а когда он вернулся в 1609 году, Фрэнсис, превратившаяся, по словам одного придворного, «в величайшую красавицу отсюда и до самого горизонта», нашла своего мужа совершенным болваном, лишенным чувства юмора, ума и способности поддержать приятную беседу. Эссекс, в свою очередь, выяснил, что абсолютно не способен консумировать брак. Все это вылилось в ссоры между супругами, взаимные обвинения и ненависть, а год спустя они оставили попытки заняться сексом.

На слушании по делу об аннуляции брака адвокаты Фрэнсис заявили: «…желая познать материнство… она снова и снова отдавала себя во власть мужа и, насколько было в ее силах, предлагала ему себя и свое тело, искренне желая соединения и совокупления». Несмотря на это, Эссекс не мог «ни проникнуть в ее лоно, ни насладиться ею».

Фрэнсис начала флиртовать – а возможно, даже закрутила роман – с шестнадцатилетним наследником престола, о котором мы писали в прошлой главе, – Генрихом, принцем Уэльским, который был на шесть лет моложе ее. Джордж Эббор, архиепископ Кентерберийский, писал: «Принц Уэльский, достигший половой зрелости, посылает множество любящих взглядов, выражающих его глубочайшее почтение».

Однако, будучи впутанной в сложную цепочку постельных интриг при дворе Якоба, Фрэнсис также состояла в связи с любовником отца Генриха – Робертом Карром, виконтом Рочестером. Принц узнал об этом и «соответственно, пренебрег ею», по утверждению архиепископа. «Как-то она танцевала с другими дамами и выронила перчатку, и поднявший ее попытался презентовать перчатку принцу, полагая, что оказывает тем величайшую услугу, однако принц публично отверг предмет гардероба, заявив: сию перчатку надлежит подать другому».

К тому времени у Фрэнсис все уже было схвачено. Она была страстно влюблена в Карра, а то, что он при этом еще и состоял в связи с королем, добавляло любовнику очков привлекательности. Король Якоб, покорно женившись на датской принцессе и сумев зачать пятерых детей, всегда был весьма увлечен собственным полом. Как выразился один из придворных: «Принято считать, что король проявляет чересчур много внимания к молодым людям, кои оказываются в его покоях и занимают место фаворитов».

В 1612 году Якоб назначил Карра тайным советником, поручив ему читать иностранные депеши, делать заключения и советовать королю, как надлежит поступить далее. Однако внешность Карра сильно превосходила его интеллект; понимая, что эта задача ему не по силам, он попросил помощи у другого своего любовника – сэра Томаса Овербери, тридцати одного года от роду.

Красивый, прекрасно образованный, Овербери обладал острым умом, хотя его поразительное высокомерие лишило его большинства друзей и стало причиной появления многочисленных недоброжелателей. Характер мешал ему занять достойное место при дворе, однако, помогая Карру, он тайно проник на один из самых глубинных уровней внешней политики.

Овербери вовсе не беспокоило, что его любовник крутит роман с замужней Фрэнсис Говард. Он даже играл роль Сирано де Бержерака, сочиняя для Карра любовные письма. Однако весной 1613 года у Овербери случился апоплексический удар, когда он узнал, что влиятельное семейство Фрэнсис подало в суд на ее бессильного мужа, требуя аннулировать брак из-за отсутствия консумации, и Карр всерьез намерен жениться на ней. В присутствии Карра и вообще всех, кто был готов слушать, Овербери называл Фрэнсис шлюхой, потаскухой и награждал ее иными мерзкими прозвищами. Слуги Карра часто слышали, как оба любовника ведут ссоры на повышенных тонах.

Эссекс, весьма расстроенный тем, что в залах Уайтхолла его именуют «милорд мерин», оспорил аннуляцию брака, заявив, что однажды, вероятно, он сможет заняться сексом с женщиной, но едва ли – с самой красивой женщиной в Англии прямо сейчас. Суровые иерархи, возглавлявшие слушание, всерьез обсуждали: уместно ли разделить тех, кого соединил Бог, возможно ли, что когда-нибудь они все же будут способны на интимную близость. Разумеется, они бы не согласились аннулировать брак, если бы были осведомлены о том, что в свободное время супруга спит с кем попало.

Фрэнсис начала полагать, что нападки сэра Томаса Овербери, обретавшие все большую резкость, поставят под угрозу ее репутацию, возможность расторжения брака и последующее повторное замужество с любовью всей ее жизни. Было бы намного проще, если б надоедливый муж умер: в этом случае не потребовалось бы никакой аннуляции. Согласно более поздним судебным протоколам, Фрэнсис презентовала кольцо с бриллиантом гадалке, чтобы получить яд, который «пробудет в теле человека три или четыре дня… прежде чем обретет силу… и тот яд намеревалась подать графу Эссексу». К несчастью для Фрэнсис, гадалка исчезла, как и кольцо.