Халтурщики - Том Рэкман

— А сама ты не можешь достать?

Орнелла вскидывает руки, сотрясая воздух и звеня браслетами.

— Нет, — отвечает она, — не могу. Ты же прекрасно знаешь. — Она же может случайно прочесть какой-нибудь заголовок из 1996-го или 2002-го! Орнелла не просит Дарио зайти, но причитает до тех пор, пока он сам не вызывается ей помочь.

Открыв ему дверь, она слегка отстраняется, словно чтобы не дать сыну поцеловать себя, хоть он и не собирался этого делать. За ним заходит Массимилиано, шестилетний ребенок Дарио.

— Масси, и ты пришел, — приветствует его Орнелла, поглаживая внука по голове, будто это спаниель. Чрезвычайно милый, но всего лишь спаниель.

Дарио устанавливает стремянку. Она видит, как напрягаются при этом сухожилия на его запястьях, ей хочется схватить его за руку, остановить. Она не в силах читать выпуск от 24 апреля 1994 года. Похоже, все, кроме нее, забыли этот день.

Она мягко просит сына:

— Подожди.

Он оборачивается.

— Чего?

— Может, сначала кофе выпьем?

— Я не буду.

— А сынишка? — спрашивает она Дарио, хотя Масси стоит рядом. — Может, он чего-нибудь хочет?

— Так спроси у него. Масси?

Но мальчик молча уходит.

— Идем в гостиную, — говорит Орнелла сыну, пытаясь остановить его. — Хочу тебе кое-что показать. — Она дает ему газету от 23 апреля 1994 года. — Вот эту статью Ллойда Бурко стоит прочесть.

Дарио улыбается.

— Не буду даже напоминать тебе, что она уже несколько устарела. — Он листает газету. — Ну, что у нас нынче творится? — иронизирует он и зачитывает пару заголовков. — Боже мой, я это помню.

Орнелла наблюдает за сыном: он что, потешается над ней? Он считает меня идиоткой. Да, я идиотка, думает она, сгорая от обиды. Дарио переводит взгляд на нее, собираясь что-то сказать, но она поднимает глаза, словно разглядывая морщины у него на лбу.

— Масси! — кричит она. — Ты где?

Он повсюду — в виде фотографий в рамках. Портреты Масси и других троих внуков Орнеллы расставлены на столе, камине, серванте. Это довольно-таки странно, потому что в жизни ее воротит от детей — если ей дать в руки младенца, она будет держать его так, словно это извивающийся осьминог. Но не на всех фотографиях дети. Есть и портреты ее мужа, Козимо, сделанные в разных уголках света. Его не стало больше года назад, 17 ноября 2005 года. На некоторых снимках сама Орнелла, неотразимая, тощая и немыслимо молодая. (Она вышла за Козимо всего в шестнадцать.) Сейчас у нее совершенно другое лицо, «заштукатуренное» персиковым тональным кремом, оранжевой помадой, обводкой вокруг глаз и таким количеством зеленой туши, что, когда она моргает, кажется, будто лягушка поджимает пальцы на лапках. Ее крашеные соломенные волосы (а покраска стоила немало) собраны в такой тугой пучок, что кажется, будто этот узел удерживает на месте ее лицо.

— Надо мне избавиться от Марты, — говорит она.

— Не сходи с ума — она всего лишь раз забыла про газету. Я сейчас достану.

— Нет, нет. Погоди. Ни к чему так торопиться.

— Разве я не за этим сюда пришел?

— Да, но теперь я уже не уверена, что она мне так нужна.

— Ты не можешь уволить Марту. — Раздается блеяние овцы — такой рингтон стоит у Дарио на мобильном. Орнелла недовольно хмурит бровь: современные приборы у нее в доме запрещены.

— Прости, — говорит Дарио и выходит на лестничную клетку.

В комнату вновь заходит Масси с прямоугольной хитроумной штуковиной белого цвета с двумя серыми экранчиками и кучей кнопок. В видеоигры у бабушки дома играть тоже не разрешается.

— Идем на кухню, — говорит она. — И вот это мне не показывай. — Прежде всего детей надо накормить. Она усаживает мальчика на стул. Он начинает болтать ногами, скидывая кроссовку, под которой обнаруживается грязный белый носок.

— Чего ты хочешь? — интересуется она. — Ты голодный?

— Не особо.

Этот ребенок практически не ест — Дарио вроде что-то говорил на этот счет, разве нет? Что они с трудом заставляют Масси доедать все до конца.

— Ну, у меня ты должен что-нибудь скушать, — объявляет она и начинает открывать шкафы. — Тут почти все только для взрослых. — Орнелла смотрит, что есть в холодильнике. — Сделаю тебе «пастина ин бродо».

— Не надо, спасибо.

Но она все равно разогревает бульон. Мальчик наблюдает за бабушкой. В кухне стоит запах ее духов, но когда бульон закипает, его перебивает маслянистый куриный аромат. Орнелла поворачивается к Масси, держа деревянную ложку, от которой идет пар. Она убирает челку со лба мальчика.

— Теперь ты хотя бы будешь видеть. Но пробор неровный. Сейчас поправлю.

— Не надо, спасибо.

— У меня это хорошо выходит. — Она наклоняется к нему, он — от нее.

Масси смотрит на свою видеоигру, «Нинтендо Ди-Эс Лайт», которую ему купили несколько недель назад.

— Можно включить?

— Еда почти готова.

— Не хочу я есть.

Какое-то мгновение Орнелла молчит. Она выключает плиту. Потом подавлено уходит в гостиную. Там она замирает, глядя на входную дверь, за которой ее старший сын смеется, разговаривая по мобильному.

Он заканчивает беседу на радостной ноте и с улыбкой возвращается в квартиру.

— Где Масси? Нам пора.

— Я пыталась заставить его поесть, теперь я понимаю, о чем ты говорил — это просто невозможно.

Дарио озадачен.

— Вообще-то мы, наоборот, не можем его остановить.

Мальчик выходит из кухни, неловко ступая в одной кроссовке. Он поглощен игрой.

— Выключи ее, — говорит отец. Масси не слушается. Выходя из квартиры, он спотыкается о порог. Он настолько увлечен, что даже не удосуживается сказать бабушке до свидания.

Но она все же с ним прощается.

— Кстати, знаешь, кого я встретил? — вспоминает Дарио, забегая на кухню за кроссовкой. — Кэтлин Солсон. — Это его бывшая возлюбленная, с которой он познакомился в 1987 году, когда они оба стажировались в газете. — Она вернулась, в смысле из Вашингтона.

— Ну и как она?

— Все такая же. Только старше стала.

— Больше я ничего не хочу знать.

— С текущими событиями это никак не связано.

— Это связано с газетой. Не желаю знать.

— Так тебе достать завтрашний номер?

— Я побаиваюсь его читать, — признается Орнелла, понижая голос. — Ты, похоже, уже не помнишь.

— Чего я не помню?

— Марты не будет до вторника.

— А ты не можешь дождаться вторника, чтобы ее уволить?