Жизнь, прожитая не зря - Игорь Бойков

— Зажигалки не будет? Эй, спишь ты, что ли?

Капитан медленно раскрыл глаза и глянул муторно, отрешённо. Перед ним стоял незнакомый пожилой человек — в кожаной потёртой куртке, в спортивных штанах «Адидас», в чёрной кепке, небрежно нахлобученной на седеющую, давно нестриженную голову. Сжимал тёмными прокуренными зубами сигарету, забавно топорща короткие щетинистые усы над верхней губой.

— Не курю, — бросил Лебедев коротко.

— Ну, и правильно делаешь, — усмехнулся тот и выдохнул с шумом. — А я вот курю. Ещё во флоте когда служил, лет тридцать назад, тогда и начал. И ничего с собой поделать не могу. Всё курю и курю.

Мужчина, пожевав немного сигарету, вынул её изо рта, достал из кармана помятую пачку, аккуратно вложил её туда и сел на скамейку, рядом с капитаном. Тому пришлось нехотя подвинуться.

— Вышел на пляж, думал — найду, у кого прикурить. А здесь никого, — сказал человек с лёгким акцентом, но выговаривая, однако, все слова правильно, не коверкая. — Вчера ещё зажигалку потерял где-то, а спички забыл дома. На полпути хватился — нету, — и неожиданный собеседник досадливо хлопнул по карману куртки. — Специально возвращаться неохота.

— Бывает, — угрюмо буркнул Лебедев.

Но усатый, словно и не замечая его неприветливого тона, продолжил:

— Я вон там, в порту живу, — и он показал рукой в сторону высившихся вдали кранов. — Хожу вот, гуляю, морем дышу. Морской воздух — это самое лучшее. Больше ничего не надо — ни лекарств, ни докторов. Просто выходи каждый день на берег моря, полчаса пройдись, воздухом подыши, и никаких болезней не будет.

— Не знаю. Я море третий раз в жизни вижу.

— Серьёзно? — удивился усатый. И тут же подмигнул понимающе. — Ах, да! Ведь ты же военный. На службе не до прогулок, — и, зачем-то понизив голос, прибавил после паузы. — Русский, да? Из России?

Лебедев насторожился.

— Из России. Русский, — коротко ответил он.

— Да-а… Мало теперь здесь русских осталось, совсем мало, — протянул его собеседник в ответ и печально покачал головой. — А то помню, ещё когда пацаном был, в школе учился — полно было русских, весь город почти. На уроке спрашивает учитель: а ну-ка, кто здесь аварцы? — две руки поднимаются со всего класса. Кто кумыки? — три руки поднимаются. А кто русские — так лес рук сразу вверх тянется. Вот так было!

Лебедев молчал. Он не знал, что отвечать.

— У меня у самого отец — лезгин, а мать армянка. Вот и поди разбери, кто я. Магомед меня зовут, Мага. Так и называй: дядя Мага из порта, — и он, повернувшись, пожал руку капитана.

Его ладонь была шершавой, в жёстких заусеницах. И Лебедев уловил идущий от него лёгкий запах алкоголя, только сейчас заметив, что тот слегка пьян.

— Дмитрий, — хмуро отозвался капитан.

— Да мне хоть Дмитрий, хоть Ахмед, хоть кто. Мне по фигу! Я человек простой. Это сейчас понты тут пошли: типа, кто, откуда, какой нации, чей родственник? А мне это всё по х..!

Дядя Мага внимательно посмотрел в лицо Лебедеву своими мутноватыми глубоко запавшими глазами и улыбнулся простецки. Но капитан по-прежнему держался напряжённо, настороже. И его ответная улыбка вышла натянутой.

— Я вот гуляю тут каждый день, на море смотрю. А на горизонте — ни корабля. Раньше из Баку, из Астрахани, из Красноводска только так суда ходили: туда — сюда, туда — сюда. А теперь хрен кто ходит. Соляры, мол, нет, ходить не на чем. Одни браконьеры только со своими байдами остались. Задолбали уже, суки! Раньше «красняка» здесь валом было. Вон там, на Редукторном посёлке, — дядя Мага махнул рукой в направлении, противоположном порту. — «Красняк» только так ловили! Я ещё пацан был, помню: воо-о-от таких осетров мужики таскали, — и он широко растопырил руки в стороны. — А сейчас хрен тут осетра поймаешь. Всё выловили. Какой там осётр, даже тарашка, и то какая-то мелкая пошла. Это ж разве тарашка? — и он, презрительно скривив губы, сунул указательный палец, обозначавший величину рыбы, капитану под нос.

Затем досадливо плюнул длинной слюной под ноги и задумчиво растёр её ногой по песку.

— И корабли все в порту стоят, ржавеют. Что с них могли снять и продать — давно уж продали. А скоро и их самих на лом разрежут. Хотя матросов тоже понять можно. Им-то что делать? Зарплата — тысяча рублей. Жрать чего-то надо?

— Надо, — со вздохом согласился Лебедев.

— Правильно говоришь, надо, — дядя Мага глухо шмыгнул носом и, переведя взгляд на Лебедева, недобро сощурился. — Всем надо, да не все воруют, — выпалил он резко. — Я когда вторым механиком на сухогрузе ходил — болта ни украл, гайки ни украл. Хотя тоже мог бы сказать: вот у меня жена получает мало, детей двое, туда-сюда… А ведь не воровал, мыслей даже таких не было. И никто на корабле не воровал. Да если бы такая крыса только завелась, то сразу бы за борт полетела.

«Красняк» ловили каладами — это было, ничего не говорю. Но кто его тогда не ловил? Все ловили. Да и «красняка» вот так было, — он провёл большим пальцем по шее. — Его же браконьеры не выгребали сетями, как сейчас, элетроудочками не глушили.

— «Красняк» — это что? Осетры?

— Да, осетры. Ну, ещё белуги и севрюги. Их всех у нас «красняк» называют. На Каспии знаешь рыбы сколько! Одних промысловых только: и «красняк», и сельдь, и килька, и жерех, и кутум, и белорыбица. Раньше ещё лосось водился, да выловили всего. Сто лет уж не слыхал, чтоб ловил его кто-то. Я по многим морям ходил, но столько рыбы как у нас, нигде не видел.

— Я по рыбалке не спец.

— Да я так говорю. Просто обидно, понимаешь. Обидно! — и дядя Мага, выдохнув, горестно взмахнул руками.

— Что обидно? — спросил Лебедев машинально.

— Да всё! По б… всё стало! — дядя Мага матерно выругался. — Я же здесь, на море вырос. С детства на море. В пять лет плавать уже умел. По воде плавать для меня — как по земле ходить. Я и сейчас за горизонт спокойно заплыву. Когда призывали — во флот хотел. Даже в военкомате просил: мол, отправьте меня на флот. Так и получилось. Во Владивостоке три года «срочку» служил. По Тихому океану ходили, по Индийскому. В Атлантике были. Я на гидрографе, на корабле-разведчике сигнальщиком был. Остались ли сейчас такие — не знаю. Раньше были. Мы на базе форму носили, а в море выходили все в гражданке. По всем морям ходили, по трём океанам. Я много чего видел. Штормы видел десятибалльные, цунами у Филиппин видел — огромное, вон как тот дом, — дядя Мага неопределённо махнул рукой в сторону портовских строений. — Жару на экваторе видел. То, что у нас тут летом, говорят, жара — так это не жара совсем. Вот там жара! Знаешь, в полдень на палубе: на море штиль полный, солнце в зените стоит, а мозги в голове плавятся, закипают, как суп в кастрюле. Акул видел. Наши пацаны как-то с камбуза кусок мяса стащили и им за борт бросили — так они за судном ещё сутки плыли. Как ни глянешь на море — так вот они, плавники ихние треугольные, воду режут, аж пенится она! Китов огромных видел — как они из воды выпрыгивают. А альбатросы. Ты видел когда-нибудь океанских альбатросов? Чайки наши — воробьи по сравнению с ними.