Хазары - Владимир Ключников

Во всех германских языках слова «гребля», «весло», «плаванье на гребных судах» имеют общие корни со словом «Русь». Русью, или русами, скандинавы называли участников водных походов независимо от их национальной принадлежности{504}. «Русы состоят из многочисленных племен разного рода, — писал Масуди. — Среди них находятся урманы (норманны), которые наиболее многочисленны…» (справедливости ради отметим, что арабское слово, которое в данном случае переведено как «норманны», некоторые исследователи читают иначе){505}. По пути на юг их дружины могли пополняться воинами всех племен и народов, прежде всего славянами, через земли которых шли русы, но основу любого отряда, конечно же, составляли сформировавшие его скандинавы.

Авторы настоящей книги разделяют «скандинавскую» точку зрения (ее давно уже можно назвать общепризнанной), что же касается «славянской» теории, то сегодня она не без оснований считается сложившейся под давлением официозной советской историографии{506}.

Вообще говоря, не вполне понятно, почему советской науке так «хотелось», чтобы русы IX века были славянами. И арабские, и византийские авторы описывают их не в самых лицеприятных выражениях. Ибн Фадлан называет русов «грязнейшим из творений Аллаха», сравнивает с «блуждающими ослами» и сообщает: «…Они не очищаются ни от экскрементов, ни от урины, не омываются от половой нечистоты и не моют своих рук после еды…»

Ибн Фадлан рассказывает, о том, как русы, привезшие на Волгу девушек-рабынь для продажи, прилюдно совокупляются с ними: «И вот один [из них] сочетается со своей девушкой, а товарищ его смотрит на него. И иногда собирается [целая] группа из них в таком положении один против другого, и входит купец, чтобы купить у кого-либо из них девушку, и наталкивается на него, сочетающегося с ней. Он же не оставляет ее, пока не удовлетворит своей потребности». Про «царя» русов арабский дипломат говорит, что он «не имеет никакого другого дела, кроме как сочетаться [с девушками], пить и предаваться развлечениям»{507}.

Но неопрятность, неразборчивость в половых связях и отсутствие стыдливости — далеко не самое худшее, что сообщают о русах средневековые авторы. Ибн Руста пишет о них: «Все постоянно носят при себе мечи, потому что мало доверяют они друг другу, и что коварство между ними дело обыкновенное: если кому удастся приобресть хотя малое имущество, то уж родной брат или товарищ тотчас же начинает завидовать и домогаться, как бы убить его или ограбить»{508}.

Патриарх Фотий, которому довелось пережить набег русов на Константинополь в 860 году, в одном из своих писем называет этот народ «всех оставляющим позади в жестокости и кровожадности»{509}. В дни осады и сразу после нее Фотий произнес перед жителями города две проповеди, тексты которых сохранились. Он рассказывает, как русы обрушились на окрестности Константинополя, «не щадя ни человека, ни скота, не стесняясь немощи женского пола, не смущаясь нежностью младенцев, не стыдясь седин стариков, не смягчаясь ничем из того, что обычно смущает людей, даже дошедших до озверения, но дерзая пронзать мечом всякий возраст и всякую природу».

Русы отличались особой бесчеловечностью даже для тех, не самых гуманных, времен. Фотий говорит: «Можно было видеть младенцев, отторгаемых ими от сосцов и молока, а заодно и от жизни, и их бесхитростный гроб — о горе! — скалы, о которые они разбивались; матерей, рыдающих от горя и закалываемых рядом с новорожденными, судорожно испускающими последний вздох… Не только человеческую природу настигло их зверство, но и всех бессловесных животных, быков, лошадей, птиц и прочих, попавшихся на пути, пронзала свирепость их; бык лежал рядом с человеком, и дитя и лошадь имели могилу под одной крышей, и женщины и птицы обагрялись кровью друг друга. Все наполнилось мертвыми телами: в реках течение превратилось в кровь; фонтаны и водоемы — одни нельзя было различить, так как скважины их были выровнены трупами, другие являли лишь смутные следы прежнего устройства, а находившееся вокруг них заполняло оставшееся; трупы разлагались на полях, завалили дороги, рощи сделались от них более одичавшими и заброшенными, чем чащобы и пустыри, пещеры были завалены ими, а горы и холмы, ущелья и пропасти ничуть не отличались от переполненных городских кладбищ»{510}.

Отметим, что, несмотря на все старания некоторых отечественных историков, ужасы эти не имеют к славянам особого отношения. Те средневековые хронисты, которые прямо говорят о происхождении варваров, громивших окраины Константинополя, называют их норманнами. Так, венецианский историк X–XI веков Иоанн Диакон, описывая события начала 860-х годов, пишет:

«В это время народ норманнов (Normannorum gentes) на трехстах шестидесяти кораблях осмелился приблизиться к городу Константинополю. Но так как они не могли никоим образом нанести ущерба неприступному городу, они дерзко опустошили окрестности, перебив там многое множество народу, и так с триумфом возвратились восвояси»{511}.

Поход Руси на Царьград 860 года описан и в «Повести временных лет» (здесь он ошибочно датирован 866 годом). Летописец сообщает, что его возглавили соратники Рюрика, варяги Аскольд и Дир, правившие в это время в Киеве, где они «собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян»{512}.

Ибн Руста писал о воинских традициях русов, которые явно ассоциируются с викингами, и об их взаимоотношениях со славянами (сведения эти относятся, вероятно, ко второй половине IX века):

«Что касается до Русии, то находится она на острове, окруженном озером. Остров этот, на котором живут они (Русы), занимает пространство трех дней пути: покрыт он лесами и болотами; нездоров и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясется по причине обилия в ней воды. Они имеют царя, который зовется хакан-Рус. Они производят набеги на Славян, подъезжают к ним на кораблях, высадятся, забирают их (Славян) в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там. Пашен они не имеют, а питаются лишь тем, что привозят из земли Славян. Когда у кого из них родится сын, то он берет обнаженный меч, кладет его пред новорожденным и говорит: “не оставлю тебе в наследство никакого имущества, а будешь иметь только то, что приобретешь себе этим мечом”. Они не имеют ни недвижимого имущества, ни городов (или селений), ни пашен; единственный промысел их — торговля соболями, беличьими и другими мехами, которые и продают они желающим… Они мужественны и храбры. Когда нападают на другой народ, то не отстают, пока не уничтожат его всего, насилуют побежденных и обращают их в рабство. Они высокорослы, имеют хороший вид и смелость в нападениях; но смелости этой на коне не обнаруживают, а все свои набеги и походы совершают на кораблях»{513}.