Шторм - Акулина Вольских

— Давай сам.

Не справилась с ремнем. Убрал от неё руки и ладони сиротливо завыли «Верниииись!». Пока справлялся с джинсами, она запуталась в своих, чуть с дивана вниз не грохнулась. Помог вытащить пятку, а то в больницу пришлось бы ехать с очередным растяжением. Над ловкостью поработаем. Уложил её на спину. Так не упадёт.

Кайли призывно прогнулась в пояснице, окончательно лишая меня всякого терпения. Проводила пальцами по спине чуть заметно, а мне казалось, что кровавые борозды оставляет, как от когтей, и кожа по сторонам расходится с треском. Кусалась, всхлипывала, прижималась грудью, сильнее заводя и приближая финал.

Рухнул на неё, еле успел локти подставить, чтобы не раздавить. Сердце в груди тарахтело, как бензопила, дыхание сбилось и уши заложило. Поцеловал её в шею и, сам не понял, как вырвалось то, что в голове мигало телесуфлëром:

— Я женюсь на тебе, горгулья.

Запустила пальцы мне в волосы. Смотрит, улыбается, в глазах озорные огоньки.

— Ты всегда принимаешь важные решения так скоропалительно?

— Их только так и надо принимать. Когда нервы оголены. Когда эмоции на пределе. Самая честная реакция и самая правильная. И не думай, что я шучу. Закончу кое-какие дела и женюсь.

Прищурилась, лиса.

— А ничего, что я ещё не согласилась?

— Ничего. Согласишься. Я умею добиваться своего.

Хихикает. Не верит. А зря.

Потащил её в душ. Стянул резинку с волос. Она головой тряхнула, волосы по плечам рассыпались. Глаза на меня поднимает и, как будто, засмущалась. Подставила лицо струйкам, брызгаться начала, как ребёнок. Хохочет. И тут же руки вокруг моей шеи закрутила, целует, всем телом тянется, льнет. Долго же ты терпела. Одно радует — не у одного меня проблемы со сдержанностью.

Прижал её к стенке душевой кабины. Только лопатками коснулась холодного пластика, визгнула и рассмеялась. Красивая. Люблю, когда смеётся.

Она вдруг посерьëзнела, посмотрела, не отрываясь, мне в глаза и еле слышно пробормотала:

— Впервые рада, что ошиблась в ком-то.

И я, Кайли. И я рад. С ума сойти, как рад. А совесть снова вытащила пулемёт из окопа и начала беспорядочный расстрел по нервным клеткам. Уймись, зараза! Скажу! Обязательно. Когда-нибудь. Не сейчас…

Уже лёжа в кровати, прижимал её к себе спиной, как будто боялся, что выскользнет и уплывет по воздуху, как мираж. Лежит, улыбается, пальцем узоры на моей руке рисует. Спокойная, расслабленная, счастливая. Опустила руки, задышала ровнее. Уснула. А я ткнулся носом в её плечо и сжал руки крепче. Не отпущу больше, что бы ни говорила. Моя. Моя женщина.

МАРК

Когда проснулся утром, хлопнул ладонью по простыне рядом. Пусто. Поднялся на локтях, осмотрел номер. Никого. И удовлетворëнно опустился обратно, услышав плеск воды. Здесь моя горгулья. Вышла, улыбается.

— Я уж думал, ты сбежала.

— Испугался или обрадовался?

— Испугался, конечно. Чуть было записку не начал искать.

Фыркнула и засмеялась.

— Нееет, как спонсор ты меня не интересуешь.

— Ммм, а как кто интересую? — схватил её за руку, потянул на себя.

Пока падала, ткнула меня локтем в живот. Перевернул на спину и навис сверху. Вспомнил разговор на пляже про спонсоров, друзей и мужчин. Припомнил ей это её «тем более» и уточнил, насчёт мужчины, хотя итак понимал ответ по румянцу на щеках и довольной улыбке.

— … Остаётся последний вариант и самый любопытный. С ним пока не ясно.

— Может быть, я передумала.

— «Может быть»?

Опять прищурилась:

— Может быть.

А на носу веснушки. Еле заметные. Только сейчас увидел. Нравится.

Сказала мне про какой-то разговор, после которого сделала выводы о моем семейном положении.

— Ты говорил с кем-то перед тем, как мы поехали играть в мини-гольф.

И с кем я говорил? Помнить бы еще. Я ждал Кайли внизу, а потом… Шерон, точно. Не понятно только, что такого было в том разговоре. Ответил:

— Ну. Допустим, говорил. И что?

Она начала кусать губу, занервничала, а щеки стали ещё более насыщенного цвета.

— Ты сказал несколько фраз… И было похоже, что ты говоришь с… девушкой.

С трудом сдержался, чтобы не расплыться в улыбке. Вот, почему рычала и злилась. Вот почему поменялась вдруг. Вот как она ревнует.

Внутреннее ликование тут же угасло, когда Кайли серьезно выдала следующую фразу:

— Я вчера шла сюда, чтобы попрощаться.

Не нравится мне такое начало.

— И?

Она говорила о принципах, морали. Я только сейчас понял, какая борьба происходило внутри неё все это время. Борьба с самой собой, с собственными желаниями и воззрениями. И те самые «качели», которые то поднимали вверх, то с швыряли вниз, стали понятны.

— И ты бы смогла уйти?

Помолчала немного, будто осознавая только сейчас. А у меня, кажется, все процессы в организме замерли в ожидании. Помотала головой.

— Не смогла.

Запускаем сердце, раскрываем лёгкие, продолжаем моргать.

После завтрака её телефон затрезвонил, и я приятно удивился выбранной композиции.

— Мне нравится твой музыкальный вкус.

Она прижала палец к губам и ответила на звонок:

— Доброе утро. Получил моё послание?

Внутри всё сжалось. Перед глазами вылезла рожа этого… Сатира, или как там его называла Кайли, и пальцы сами собой скрутились в кулаки. Кайли стала другой. Жёсткой, злой. Чеканила каждое слово. Я её не узнавал в эту минуту. Подошёл сзади, сжал за плечи. Чувствовалось её напряжение. Ей тоже это не нравится.

— Три дня. Я жду, — она сбросила звонок и вместе с ним отпустила пружину внутри меня, которую безжалостно тянула все время разговора.

— Я не позволю тебе ещё раз это сделать.

— Я сама себе не позволю.

Отпускало. Медленно.

Она сказала, что надо поговорить с Брук. Да, надо. Понимаю. Поцеловала, накинула на плечо сумочку и обернулась в дверях:

— Я позвоню, когда закончим.

Кивнул ей и удовлетворëнно хмыкнул. Пока появилось время, усиленно работал над статьёй о «Лаки». Хоть сроки сдачи не особо подгоняли, хотелось быстрее закончить. Не люблю все доделывать в последний момент.

После обеда позвонила Кайли.

— Привет. Не отвлекаю?

— Нет. От чего ты меня можешь отвлечь?