Если б я был русский царь. Советы Президенту - Евгений Сатановский

Ощущение, что твоя страна воюет, – странное для людей, выросших в мирное время. Ощущение, что нужно воевать за нее вместе с армией, которую ругают ругмя, и властью, которой не слишком верят, – еще более странное. Но выхода нет. Россия – фронт в войне агрессивного политического ислама, борющегося за достижение абсолютной гегемонии в мусульманском мире и во имя этой цели провоцирующего глобальное столкновение с миром неверных и «неправильных мусульман» в Косово и Кашмире, на Бали и в Чечне, в Палестине и Судане, в Ливии и Сирии. Его первой жертвой и заложником являются сами мусульмане. Его цель в конечном счете те же деньги и власть, что и у всех прочих агрессоров, которых знала история. Масштабы этого, в сегодняшние времена глобализации, – всемирные. Никакому государству не выстоять в этой войне без своего народа.

Что в России нужно сделать, чтобы народ взялся за вилы, продемонстрировали Сагра, Кущевка и Митволь. Случай первый – образцово-показательный. Население мелкого населенного пункта неожиданно и для местных силовиков, и для местных бандитов продемонстрировало способность дать им подручными средствами отпор. Вопрос не в том, до каких пор бандиты и силовики будут составлять единое целое на отдельно взятом Урале, и даже не в том, курирует местная милиция наркоторговлю или занимается ею сама. Как оказалось, самооборона населения – единственный способ защитить себя и свои семьи, поскольку шериф не приедет, кавалерия не прискачет и прототипы Глеба Жеглова остались в истории. Нынешний вор не должен сидеть в тюрьме. Он с успехом может командовать городом, губернией и любым ведомством – правоохранительным в том числе. Из чего, повторим еще раз, для народа, который по наивности своей упорно полагает организацию безопасности жителей на местах главным делом власти, вытекает необходимость его поголовного вооружения. Когда тебе никто не помогает – помоги себе сам. Кавказ демонстрирует, к чему это приводит, однако всеобщее распространение традиций абречества и кровной мести на страну при сохранении существующего положения – лишь дело времени. Пока рейдеров еще не начали повсеместно встречать очередью от бедра старушки-сторожа и ветераны, но спасибо Говорухину: Михаил Ульянов в роли ворошиловского стрелка был убедителен. Во всех смыслах. Другое дело, что Сагра – не правило, а исключение. Скорее, правило – Кущевка, которая без совершенного там массового убийства в рамках местных разборок так и продолжала бы существовать под своей «крышей». Возможно, власть не понимает, что при такой ее несостоятельности, тем более что в качестве подателя благ и услуг она давно котируется плохо, население склонно спокойно относиться к любому оккупанту, полагая, что хуже быть уже не может. Наличие доверия к президенту в день выборов без такого же доверия к его министрам, губернаторам, мэрам, прокурорам, судьям и милиционерам-полицейским есть ноль. Что толку с его рейтинга царю, когда его бояр, дворян, сокольничих и околоточных повсеместно полагают саранчой, которую грех не извести? Царь может до какого-то предела такие настроения игнорировать, но это только значит, что, когда предел будет перейден – причем неизвестно где и когда, именно он окажется тем человеком, который в этом главным образом и будет виноват.

Несправедливость и неоправданная жестокость власти для населения куда хуже, чем беспредел бандитов. От овчарки не ожидают, что она будет резать подопечных овец, взяв пример с волка, а то и в компании с ним. Волк в такой ситуации может еще и в лесу отсидеться, но овчарке это точно не удастся. Именно на это напоролась Речь Посполитая, после того как малоизвестный провинциал Богдан Хмельницкий не нашел в Варшаве управу на зверства провинциального же польского магната. И что бы стоило панам проявить разумную справедливость? Но вместо этого у них сработала корпоративная солидарность, с точностью до 100 % демонстрируемая нынешними «питерскими». Итогом стали события, которые польский писатель Сенкевич описал с сильно иных позиций, чем русско-украинский писатель Гоголь. Параллельное прочтение «Огнем и мечом» и «Тараса Бульбы» чрезвычайно полезно, демонстрируя, что освободительный порыв народа и кровавое бесчинство толпы – разные названия одного процесса. Для Польши это кончилось тремя разделами страны. Отсутствие на большей части ушедшей в историю польской шляхетско-магнатской империи поляков, от которых остались только полуразрушенные замки, кладбища, костелы и городские рынки, урок любому, кто потратит минуту на то, чтобы осознать, к чему приводит всякий центр пренебрежение коллизиями на местах. Бессилие верхов навести порядок в рядах собственных бурбонов не означает, что его не наведут низы. После чего настанет не благорастворение духа и всеобщее благолепие, а черт-те что на пару-тройку поколений. Проходили, и даже не так давно. Память свежа, отчего пока не взорвалось. Когда взорвется – поздно будет.

Митволь, как символ несгибаемого государственного мужа, усилия которого, исходящие из твердого понимания им долга, могут свалить любое государство, помянут тут не зря. Удачно не совпало, но снос домов в поселке «Речник», который он так бодро начал на излете правления в Москве Юрия Лужкова, – действие из разряда тех, которые при случае и рушат династии и страны. Бульдозер, уничтожающий чей-то дом и сад, вне зависимости от того, является ли это итогом спора хозяйствующих субъектов, неукоснительным исполнением закона или ведомственной инструкции, либо производится по приговору шемякиного суда, не производит никакого другого действия, кроме прямого призыва к топору. Желание немедленного использования этого инструмента не по исходному назначению, а в качестве полезного гаджета у плахи, хоть на Лобном месте, хоть на ближней обочине, возникает по отношению ко многим. Мэру, который много сделал и преобразил Москву, но, очевидно, к старости совсем уж обезумел, коль скоро его именем творят такое. Всем тем, кто принимал эти законы, издавал эти инструкции и выносил эти решения суда. Участникам процесса – от бульдозеристов до охраны, и в первую очередь самому Митволю, которому сегодня можно только пожелать, чтобы его собственная дочь никогда не встретилась с той беспредельно жестокой, несправедливой и бездушной силой, которую ее любящий отец обрушил на не заслуживавших этого людей. Можно лишь представить, чем это кончилось бы, если бы его рвение было продемонстрировано под выборы 2011–2012 годов. Когда организаторы протестных выступлений вспоминают слова Лимонова, что у него «украли революцию», всех тех, кто знает, что такое революция, бесконечно радует, что русский Че не смог использовать для организации бунта одну из лучших возможностей, обеспеченных ему московскими властями: разошлось во времени. Митволя, который в «Речнике» домов не строил и камней не собирал, но разбрасывал их с пылом и безжалостностью организатора продразверстки, можно оправдать лишь тем, что для эпохи раскулачивания или Большого Террора оно бы и ничего. По крайней мере, ничего особого. Но вроде бы те времена прошли. Или они прошли не совсем?

Людям свойственно прощать любые прегрешения власти, кроме двух: опасности для их детей и дома. За своего ребенка нормальный человек готов сражаться с кем угодно. За дом, где он живет, тоже. Сто раз подумать, перед тем как попытаться снести любое жилье, имеет смысл просто потому, что это значит: завтра каждый может оказаться в аналогичной ситуации. В том числе инвестор. Что приватизация – чепуха, а частная собственность – вранье. Нельзя владеть собственностью в стране, демонстрирующей, что эту собственность можно отобрать или уничтожить. Нельзя в ней жить или работать, если можно жить и работать в другом месте. Нельзя поддерживать администрацию, которая включает людей, способных перемалывать лояльное к ней население. Именно это – результат действий Митволя, роль личности которого в современной российской истории, при несопоставимости его с фигурами первого ряда, недооценивать не стоит: именно он продемонстрировал возможность возвращения России во времена куда худшие, чем те, что предшествовали распаду Советского Союза. Бессмысленно сегодня говорить, был ли отправлен мэр Москвы в отставку справедливо или в накале эмоций, не имевших к делу никакого отношения. Начатый, хотя и прерванный под давлением центра, снос «Речника» лишил его легитимности, как ГКЧП лишил легитимности и участников путча, и Горбачева, роль которого в той истории более чем неясна, хотя мало кому, кроме узких специалистов, интересна. Повторение ситуации, которая для жителей населенного пункта, оказавшегося на пути Митволя, окончилась не до конца трагически, лишь потому, что среди них было два министра федерального правительства, для любой власти может стать фатальным: дома с людьми – это гораздо хуже, чем Химкинский лес. «Мой дом – моя крепость» поговорка английская, но в России она более чем актуальна.