Самоубийство по заказу - Фридрих Незнанский

– Еще бы!

– Там участвовала в вашей операции по спасению одного мудака, прости, Господи, если мне не изменяет память, некая Илона, не так ли?

– Ты нахал, Саня! – закричал Грязнов. – Таких женщин, как Илона, больше не делают! Но твою самокритику я активно приветствую!

Турецкий чуть отстранил трубку от уха, и Катя услышала ответ Славки.

– Так вот, что я тебе скажу, друг мой, та женщина, которая прилетит со мной, она, как я понимаю, из той же раритетной и штучной партии. Вспомни Илону, но представь себе, что она стала чуть-чуть покрупнее. И, я бы добавил, пикантнее. Можешь себе нафантазировать эту прелесть?

– Очень трудно, Саня. Наверное, нет.

– Тогда мне будет тем более интересно посмотреть на тебя. Договорились, мой генерал?

– Сам такой! Теперь-то, конечно, можно сказать, что и договорились! Где встречаемся?

– Под часами возле отеля «Забайкалье». Либо там же, но в баре. Уточнишь у портье.

– Забили! – захохотал Грязнов…

Она сидела, словно подобравшись, настороженно, и глядела как бы исподлобья. Пока все происходящее было для нее шуткой, веселым предисловием к совершенно конкретному делу, в котором она, очевидно, чувствовала себя на высоте. А что? Красивая, неглупая, все при ней, свободна, как птица для полета, по словам какого-то классика. И вдруг легкая авантюра на ее глазах начинает превращаться во что-то серьезное и, возможно, не столь скоротечное, как предполагалось. Поневоле задумаешься…

Но, с другой стороны, такая вот неожиданная встреча где-то у черта на куличках никого ни к чему и не обязывает. Ну, а если к чему-то все-таки и обязывает, то, разве что, к сохранению собственного душевного спокойствия и еще такой мелочи, как честь и совесть. Правда, последнее всегда почему-то ассоциировалось с целой партией, то есть с сообществом людей, а не с каждым отдельным человеком. Что было в корне неправильно. Может, кстати, поэтому и потребовалось такое жесткое и безжалостное исправление курса движения народа…

– Ваше мнение, мадам? – спросил Турецкий.

– Это… напоминает розыгрыш. Нехороший… может быть, злой. Я не уверена, что ты делаешь правильно.

– Ты знаешь, я от тебя сейчас любой оценки ожидал, но только не такой. Молодец, в самый корень зришь. Но я тебя уверяю, что никакого лукавства, обмана или других гадостей тут нет. А Славка – мой самый близкий друг…

– Ты сказал – генерал? Что, в самом деле?

– Генерал! Причем, вот такой! – Турецкий показал ей большой палец. – Можешь мне поверить… Просто случилась беда, у него погиб единственный племянник. И Славка решил, что здесь его вина. И бросил все, министерство послал к черту и уехал зверей сторожить. А я хочу с твоей помощью вернуть его сюда.

Она усмехнулась.

– Считаешь, получится? На палочку-выручалочку я как-то не похожа. Скорее, на что-то другое… круглое…

– В этом-то и вся прелесть! – засмеялся он. – Но я обычно сперва все просчитываю. И наперед знаю одно: ты в своей жизни еще таких людей не встречала. Ну, а, с другой стороны, тебе ж никто не мешает поступать так, как ты сама хочешь. Просто я бы… на нашем месте… не торопился. День-другой ничего не решает, ведь правда?

– А если по-честному? – она испытующе уставилась ему в глаза.

– Именно так. Иначе… – он подмигнул ей. – Иначе ты бы давно уже там, в спальне своей, орала на весь дом: хочу еще!

Она захохотала.

– Нахал?

– Нет, – он погрозил ей пальцем, – тонкий расчет.

– Поверю… Что ж, давай теперь и я, что ли, позвоню Майке… Хочешь, скажу тоже по большому секрету?… – и, увидев его заинтересованный взгляд, сказала с откровенной грустью: – Только не думай, пожалуйста, что если я выпила…

– И не думаю.

– А почему не думаешь? – спросила с хмельным задором, все-таки и сама чувствовала, что ее малость развезло, как она ни хорохорилась.

Еще пока звонила подруге и договаривалась о встрече, держалась, а теперь словно расслабилась. Но – ничего страшного, дома же. А Турецкий понял, что пора отваливать, а то… Душеспасительные увещевания действуют до поры – до времени, а он ведь тоже не железный.

– Я так не думаю, потому что у нас, у всех, я полагаю, еще будет возможность понаблюдать друг за другом в нетрезвом виде. Если хватит сил просто наблюдать, в чем я никогда не бываю уверен…

– Стой, стой, стой! – она замахала руками. – Много слов… Слишком много. Дай подумать… – Она сосредоточилась, посмотрела на него и кивнула. – Ладно, пусть будет по-твоему. Но – обманешь, помни, тебе не жить, задушу. Впрочем, я уверена, что уж ты-то не прогадаешь, да… И это будет тебе моя маленькая месть. Но ты ее не заслужил, вот… А остановимся, я думаю, мы у нее, у Майки моей замечательной… Ой, хитрец! Ты что, знал, да? Ну, мужики-и…

– Все, кончаем с разговорами. У меня еще сотня дел. А ты отдохни и сразу звони на службу. Я сам тебе позвоню и заеду. Значит, будь готова. Позвоню заранее, чтоб ты успела облачиться в походную форму. А это платье можешь захватить с собой. Славке, определенно, грозит сердечный приступ!..

Он сказал «до вечера» и поцеловал, но не руку, а в щеку. Ой, хорошо поцеловал! И она еще подумала: и чего ты, девка, от добра – добра ищешь? Хоть час, а твой…

Нет, отпустила, – ушел.

Она, в принципе-то не расстроилась, что с Турецким у нее ничего не получилось. Правда, он чертовски интересен, и, главное, с ним легко и просто, но связь, наверняка, не станет продолжительной. Он же нормальный мужик, без закидонов всяких – это видно, захочет – придет, надоест – уйдет, и ненужной тяжести после себя не оставит. А вот его идея насчет генерала, это очень интересно! Ишь, ты, прямо отшельник какой-то… В его, значит, вкусе женщина? Это хорошо.

Она любила нравиться мужчинам. После развода верная и, наверное, очень скучная жена капитана третьего ранга, освобожденная от оков ревнивого мужа, верность которому так глупо блюла два десятка лет, – а ведь вокруг было столько соблазнов! – она вдруг с ужасом заметила, что молодость-то миновала, оставив за несильно натруженными плечами всего-навсего «огромный опыт» общественной работы. И больше ничего. Кто-то из знакомых однажды сострил по этому поводу: мол, наша Катька рот закрыла, и считай, убрала свое рабочее место. Ну, тот-то хулиганил, конечно, однако суть от этого не становилась иной.

Проходило время, годы летели, а в жизни ничего решительно не менялось, потому что «огромный опыт», как оказалось, всегда и потом приходился к месту. Но хуже другое: вот ты – всегда на людях, всегда в центре внимания, а рот, в самом деле, закрыла, домой пришла – и пустота. Никого. Ни рядом, ни за душой. Тоска зеленая. И от нее, порой, так и тянет во все тяжкие.

Какие-то мимолетные, в буквальном смысле, связи не выручали, просто помогали снять стресс. И все! А хотелось кинуть себя так, чтобы жить для кого-то, все время думать, заботиться, болеть за родного человека. Сын теперь уже – не в счет. У него, вообще, своего родного дома не будет, как не было его и у папаши. В море у них дом. А слова про любимых, которые без конца томятся в ожидании на берегу, это – картинки на конфетном фантике. Чтоб так любить, надо его видеть каждый день и час, каждую минуту – рядом с собой. К груди его прижимать, обнимать без конца, – пусть ругается, лишь бы в глаза ему все время смотреть. Самой быть уверенной, что он твой и ничей другой. А если ты их месяцами не видишь, тогда что? Приезжает почти чужой человек. И при этом они, мужья, как размышляют? Верная жена – это та, которая не дала другому мужику. И все, получается? Так тогда можно на любую старуху пальцем показывать: верней не бывает… Да ну их всех к черту!