Пока тебя не было - Мэгги О'Фаррелл

Фрэнки и Сара сбежали. Кто-то говорил, что в Дублин, кто-то – что обратно в Слайго. Как бы то ни было, они исчезли вместе, прямо в праздничной одежде. Кто-то говорил, что Сара была беременна, непонятно, от кого из братьев, но точно никто не знал.

– Ужасная история, – сказал священник, жуя бутерброд.

Гретта думала, что это все, она уверяла себя, что пора уходить, нужно выйти оттуда и не возвращаться. Но священник рассказывал другой женщине, как Роберт все пытался их найти. Как ездил в Дублин, обыскал весь город, отправился в Слайго, но их никто не видел. Он хотел вернуть девушку, несмотря ни на что. Священник никогда не видел, чтобы человеку так страшно разбили сердце.

Вскоре Роберта призвали и отправили воевать в Европу, мать погибла, когда в их дом попала бомба. Через несколько лет после войны объявился Фрэнки – в Ольстере, в тюрьме.

– В тюрьме? – повторила Гретта, потому что Роберт уверял, что его брат, Фрэнки, погиб, был убит во время Волнений.

– Шумное было событие, в свое время прогремело. Его приговорили за то, что застрелил полицейского во время Северной кампании, но потом другой человек заявил, что это его рук дело, что Фрэнки ни при чем. Одному богу ведомо. Фрэнки, по-моему, выпустили, через много лет, и, конечно, здоровье его было подорвано. Девушки, Сары, к тому времени и след простыл, поговаривали, она в Америку уехала. А самая трогательная часть истории, которую я много лет спустя узнал от другого священника, в том, что, с тех пор как Фрэнки вышел из тюрьмы, Роберт или Ронан следит за тем, чтобы о нем заботились, хотя они так и не заговорили друг с другом за все эти годы. Он обеспечил ему уход, и, если это не сама суть… А, добрый день!

Священник отвернулся поздороваться с кем-то и начал беседу о каком-то здании в Бостоне, а Гретта так и стояла, пока не пришла в себя достаточно, чтобы стронуться с места, выйти из комнаты на улицу, где обнимала Ифу в темнеющем воздухе, пока ласточки носились мимо, кружа по широким невидимым путям.

Они никогда не поймут, дети-то. Никогда.

Моника ждет. Ифа ждет. Майкл Фрэнсис ждет, и Клэр, встав рядом с ним, тоже ждет.

– Это было очень давно, – выпаливает Гретта, проглотив таблетку. – Я и сама не в курсе подробностей.

– Просто расскажи нам, что ты знаешь, – говорит Ифа.

– Дело в том… – говорит Гретта, снова промокая лоб, – что история не моя. Это история вашего отца, а он… он даже… Ну, как-то неправильно, если я ее сейчас тут расскажу.

– По-моему, время правильности кончилось, – заявляет Ифа, сдвигаясь вперед на диване. – Папа ушел. Давайте просто выслушаем все и решим, что нам делать дальше.

– Я не могу просто… Дело в том, что… – Гретта морщится, словно прикидывая, с чего начать или, может быть, какой вариант рассказать. – …дело в том, что между вашим отцом и его братом не все было ладно.

Моника склоняет голову набок.

– Почему?

– Не знаю! – отрезает Гретта, потом отводит взгляд. – Все это было еще до меня. Но там случилась трагедия. Страшная трагедия.

– Что за трагедия? Что там было? – атакует Ифа.

– Там… Так и не скажешь… Это все было во время войны. Разногласия из-за политики. Ваш отец сражался за британцев, а потом Фрэнки впутался в Волнения, и… – Гретта умолкает, вид у нее испуганный.

– И что?

– И были еще… неприятности.

– Что за неприятности?

– Была женщина, и… она в конце концов убежала с Фрэнки. – Гретта потеет, по вискам сбегают бусинки влаги. – А теперь у него плохо со здоровьем, так что… так что пусть вам это послужит уроком.

Гретта взмахивает рукой, словно тем все и кончается.

– Уроком? – повторяет Ифа.

– Я думал, Фрэнки умер, – произносит одновременно с ней Майкл Фрэнсис.

– Что, если поссоришься с родней, автоматически становишься инвалидом? – продолжает Ифа.

– Да, – с нажимом отвечает Гретта. – Нет. Я не это имела в виду.

– Ты нам точно говорила, что он умер, – не унимается Майкл Фрэнсис. – Много раз говорила.

– Я думала, что он умер! Ваш отец мне сказал, что он погиб, но потом… потом я узнала, что нет.

– Фрэнки жив? – спрашивает Майкл Фрэнсис. – Поверить не могу. И давно ты знаешь? И почему нам не сказала? У нас есть дядя, а мы его даже не видели ни разу. Это как-то… чудно. Почему ты нам просто не сказала? И какое отношение это имеет к тому, что папа исчез?

– Тише, Майкл Фрэнсис, – шипит Моника. – Просто дай ей ответить.

– Не говори мне, что делать, – огрызается он.

– Буду, если захочу.

– Не будешь. Это мой дом, и…

– Не начинайте, вы, двое! – кричит Гретта. – Нам только этого не хватало. Как вспомню вас детьми, как мы славно жили, поверить не могу, что со всеми вами стало. Поверить не могу, что вы просто…

– По-моему, это нечестно, – говорит Майкл Фрэнсис. – Это вранье. Просто дико, что нам не сказали, что Фрэнки еще жив. То есть я знаю, что он был замешан во всяком, но он же член семьи, он папин брат, побойтесь бога. Разве у нас нет права знать…

– Мы не знаем, был ли он в чем-то замешан, – выкрикивает Гретта, выпрямляя спину, в вечном стремлении развеять дурные слухи об ирландцах как таковых. – Говорят, что Фрэнки приговорили неправомерно. Из-за неверного опознания. И я всегда думала, что…

– Женщина, – внезапно говорит Ифа, – которая сбежала с Фрэнки. С ней-то что?

Гретта резко поворачивается к младшей дочери.

– Ты о чем? – бросает она.

– В смысле, что с ней случилось? Что там за история? Они из-за этого поссорились? Из-за того, что она ушла от папы к Фрэнки?

– Что? – произносит Гретта, затем выговаривает: – Нет, – потом исправляется: – Я не знаю.

Ифа хмурится.

– Там было серьезно… В смысле, они с папой до того были помолвлены или что?

Гретта старательно держит лицо.

– Мам? Папа был помолвлен с той женщиной до того, как она сбежала с Фрэнки?

Гретта сидит очень тихо, словно малейшее движение может что-то выдать.

– Они были женаты, – выдыхает Моника.

Гретта закрывает глаза.

– Так они что… развелись? – спрашивает Ифа, произнося последнее слово шепотом, потому что так его полагается произносить при Гретте, словно это название какой-то смертельной болезни, которой можно заразиться, если произнести его вслух, особенно с тех пор, как подобное случилось с ее собственной дочерью.

– Я… Так и не скажешь.

Ифа склоняется вперед.

– Не скажешь?

– Нет.

– Почему?

– Потому что… потому что я об этом… с ним не говорила.