Груз 200 - Андрей Воронин

Сегодня он проснулся поздно – пожалуй, даже позднее, чем обычно. В делах наметился временный застой, и Судья отсыпался за все те недели и месяцы, когда он спал по полтора-два часа в сутки и мотался по горам на переднем сиденье тряской “нивы” в обнимку с автоматом.

Что касалось бизнеса, то Судья не особенно переживал по поводу случившегося сбоя в работе. Он твердо знал, что, когда Аллах в своей бесконечной милости создавал время, он сделал его предостаточно. То же самое можно было сказать о русских: их было столько, что смерть одного или двоих никак не могла всерьез повлиять на ситуацию. Правда, на днях погиб не один русский, и даже не двое, а целых четверо, а вместе с ними Аллах забрал к себе и Аслана, что полностью перекрыло основной канал, по которому Судья отправлял свою продукцию потребителю, но работа с русскими была делом его московского партнера, и Судья был спокоен.

Кем был его московский партнер, Судья не знал и знать не хотел, но, судя по размерам поступавших заказов, это был человек весьма высокого ранга, для которого наладить новую линию доставки было так же просто, как вывести Судью из-под удара, когда федеральные войска наконец-то сломят сопротивление идиотов, которые заварили всю эту кашу. Ни особенным патриотизмом, ни бьющей в глаза правоверностью Судья не отличался; он считал себя деловым человеком и все, что мешало ему спокойно вести бизнес, воспринимал в штыки. Вторжение в Дагестан он сразу же назвал самоубийственной авантюрой, умолчав о том, что эта авантюра избавила его лично от многих неприятностей. Если бы Басаев выполнил свое обещание и нанес короткий визит в контролируемую Судьей местность, прибыльному бизнесу Судьи настал бы конец, так же как и самому Судье.

Теперь же все складывалось как нельзя лучше: пока идиоты дрались и гибли под массированными ударами фронтовой артиллерии и авиации, умные люди в буквальном смысле слова делали деньги.

Перед тем как выйти на террасу, Судья оделся потеплее, поскольку погода все еще не располагала к долгому пребыванию на свежем воздухе. Вымощенный метлахской плиткой пол террасы влажно поблескивал после недавно прошедшего дождя, в воздухе висел сырой туман, а сиденье старого плетеного кресла, в котором так любил сидеть Судья, было мокрым насквозь. Вода собралась в круглые лужицы на пластиковой поверхности дачного столика, круглый год стоявшего на террасе, и Судья, пройдя мимо своего привычного места отдыха, остановился у каменных перил, привалившись плечом к фигурному столбику навеса.

Его особняк стоял на довольно крутом склоне и был построен так, что все остальное селение осталось внизу, словно припадая к стопам Судьи в раболепном экстазе. В каком-то смысле так оно и было, и, глядя на россыпь мокрых крыш, торчавших из путаницы голых ветвей, Судья снисходительно улыбнулся.

Утро было совсем тихим, туман обволакивал все, как сырая вата, глуша звуки и прижимая к земле лениво выползавшие из печных труб дымы. Даже собаки, круглые сутки оглашавшие окрестности своими концертами, сегодня почему-то молчали. Судья поставил чашку на перила, и даже легкий стук, с которым фарфоровый ободок на донышке чашки прикоснулся к отполированному граниту перил, доставил ему удовольствие. Судья был тучен и, как большинство полных людей, отличался жизнерадостным характером. Его оптимизм был несокрушим, а неприятности лишь на время омрачали его вечно приподнятое настроение. Когда местный муфтий ни с того ни с сего начал с пеной у рта доказывать, что дела Судьи противны воле Аллаха, Судья хмурился совсем недолго. Он застрелил крикливого козлобородого старикашку, решив таким образом проблему взаимоотношений с Аллахом, и с тех пор не переставал улыбаться.

Он неторопливо закурил, наслаждаясь первыми затяжками так же, как первыми обжигающими глотками кофе или первым приглушенным вскриком доведенной до полного неистовства его ночными ласками жены. Откуда-то издалека, путаясь в тумане, прилетел едва слышный хлопок. Судья прислушался и сумел различить серию отдаленных звуков, как будто кто-то там, в горах, быстро-быстро колотил молотком по жести. Потом в той стороне коротко громыхнуло. Звук был как от упавшего стула, но Судья знал, что это вовсе не стул: где-то поблизости шел бой, и только что он слышал взрыв гранаты.

Сигарета все еще тлела в жирных пальцах Судьи, когда пальба в горах прекратилась. Бой был совсем коротким, и Судья удовлетворенно кивнул. Не было ни артподготовки, ни ревущих штурмовиков в небе, ни вертолетов, с металлическим клекотом утюжащих склоны, а значит, речь шла вовсе не о наступлении федералов. Возможно, это была какая-то разведгруппа, угодившая в один из многочисленных капканов, расставленных Судьей на горных тропах, а может быть, кто-то из соседей решил проверить, не потерял ли Судья бдительность.

Жизнерадостно улыбнувшись, отчего его круглое лицо сделалось заметно больше в ширину, чем в высоту, Судья сделал глоток из чашки и глубоко затянулся сигаретой. Какая-то глупая муха опять залетела в сплетенную им паутину, а значит, скоро его люди придут и сложат у крыльца добычу. Он подумал, как было бы хорошо перехватить конвой федералов, везущий топливо и боеприпасы, но такие колонны двигались гораздо севернее и слишком хорошо охранялись. Кроме того, в тех местах существовала очень высокая вероятность встречи с обозленными соседями, а Судья больше не мог рисковать своими людьми в подобных набегах. Люди должны были оставаться при нем и обеспечивать безопасность производства.

Подумав о соседях. Судья заулыбался еще шире. Вчера разведчики принесли ему радостное известие, которому он поначалу даже не поверил. Это слишком походило на чудо, чтобы быть правдой. Продолжая улыбаться, Судья немного нахмурил брови: честно говоря, то, что случилось с этим шелудивым псом Ахметом, больше всего напоминало не чудо, а проявление гнева Аллаха. Разведчики так и не смогли объяснить, что там произошло, но в одном они были уверены твердо: отряд Ахмета потерял два десятка человек, среди которых были и сам Ахмет, и его кошмарный Беслан, которого Судья втайне побаивался, как ядовитую змею. Главный козырь Ахмета – захваченный где-то русский танк, с помощью которого он дважды чуть было не прорвал оборону Судьи, – был найден догорающим в десятке километров отсюда, а возле него разведчики подобрали мокрый и грязный шарообразный предмет отвратительной красно-черной расцветки, весь слипшийся, косматый, наводящий ужас и отвращение, деформированный, скалящий обломки зубов, в котором лишь с огромным трудом удалось опознать голову Беслана. Кто сотворил это с соседями, так и осталось для Судьи тайной, и это его немного беспокоило.

Он допивал вторую чашку кофе и докуривал третью сигарету, когда жена тронула его за плечо. Недовольный тем, что кто-то посмел нарушить плавное течение его мыслей, Судья обернулся и увидел, что жена протягивает ему трубку сотового телефона. Жене Судьи этой зимой исполнилось семнадцать лет, она умела замечательно краснеть и очень редко поднимала глаза, зато в постели напоминала необъезженную кобылку, и, глядя на нее. Судья снова расплылся в улыбке. Он взял протянутую ему трубку с некоторой опаской. В последнее время эти штуковины стали очень ненадежными, и, ведя с их помощью деловые переговоры или просто дружескую беседу, ты рисковал навлечь на свою голову удар штурмовой авиации, гораздо более точный и сокрушительный, чем неторопливая месть Аллаха. Впрочем, без них тоже было трудновато обойтись, и Судья поднес трубку к уху, включив ее нажатием большого пальца.