13 привидений - Михаил Павлов

Орлич с Ритой зашагали следом за четвертым, держась шагах в двадцати. До пустыря было чуть меньше километра. Новенькая, недлинная крестовая отвертка, небольшая рулетка и нитяные перчатки лежали во внутреннем кармане джинсовки Орлича. Достать, надеть и сжать серо-желтую прорезиненную ручку в ладони – дело нескольких секунд.

Ножом Кирилл не пользовался, в отличие от любого «холодняка» – отвертка насквозь законна. И, если нужные навыки есть – ничем не хуже того же стилета. А с навыками у Орлича был полный порядок: срочная в морской пехоте, да и потом форму поддерживал… Рулетка наличествовала на всякий эмчеэсовский-непредвиденный, для правдоподобия. «Товарищ сержант, да час назад у ханыги в Химичеве все за соточку взял. С чего бы отказываться, все новое, муха рядом не чихала. Теща с ремонтом на организм давит, каждый рупь на счету. Ну, сами понимаете…»

Предыдущую троицу он упокоил такими же обыденными предметами: молоток, стамеска, «розочка» из горлышка пивной бутылки.

Попутчиков не оказалось. С полторы дюжины пассажиров, сошедших в Лудинове, разошлись в других направлениях. Это было только на руку Орличу. Да, он знал, что на пустыре они в любом случае останутся наедине с четвертым, но чем раньше не станет посторонних глаз – тем лучше…

Крепнущие сумерки с кстати подоспевшей и грозившей перерасти во что-то серьезное моросью тоже были далеко не лишними, делая накинутый капюшон и ускорившийся при виде водонапорной башни шаг Орлича – вполне уместным. Хотя «Айболит» все так же чувствовал себя в безопасности, ни разу не оглянувшись за всю дорогу от станции до пустыря.

Рита размашисто шагала рядом с отцом, но Кирилл не обращал на нее внимания. Помешать она не могла, это – главное. Что касается всего остального… это ее выбор. Хочет – пусть смотрит. Запрещать он не собирался. Поздно что-либо запрещать…

Еще сотня шагов, и «Айболит» вышел на пустырь, лежащий у основания башни широкой подковой. Орлич смутно помнил это место. Десять лет назад оно было изрядно захламлено, в основном крупногабаритной дрянью: ломаная мебель, куски разбитых железобетонных колец, пара ржавеющих легковушек, еще что-то… Теперь здесь было чисто; одна из небольших перемен к лучшему. Откровенно говоря, сейчас Орлич предпочел бы свалку, в которой тело дольше останется незамеченным. Но уж что есть…

Кирилл достал перчатки. Дочь молчала. Значит, он все делал как надо…

Правая рука, левая. Отвертка легла в ладонь, Орлич держал ее жалом от себя, уверенно фиксируя ручку тремя пальцами, чтобы в случае чего – мигом поменять хват. «Айболит» подходил к середине пустыря. От него и до кирпичной, похожей на великанскую противотанковую гранату башни было метров десять-двенадцать: обитая жестью, наполовину приоткрытая дверь косо висела на одной петле…

«Туда», – решил Орлич. Несколько проворных, почти беззвучных прыжков, и он очутился возле правого бока «Айболита». Скупое, отточенное движение левой рукой, короткий поворот на носках и легкий наклон.

Четвертого согнуло в поясе от боли в заломленной руке. Он недоуменно охнул-рыкнул, потом торопливо и сипло выкрикнул: «Не надо, я…», но в нижнюю челюсть уперлось жало отвертки, глубоко рассадив кожу, и крик оборвался.

– Быстрее… – Орлич потащил его к башне, «Айболит» послушно семенил рядом, не делая попыток освободиться.

Носком кроссовки Орлич зацепил дверь, толкнул вбок. Рита уже стояла возле входа и первая скользнула в полутьму башни. Прянула вглубь, к узкой ржавой, закручивающейся спиралью лестнице. Кирилл шагнул через порог, одновременно с этим резко, до упора вдавив отвертку в челюсть «Айболита». Толкнул его дальше и быстро закрыл дверь.

Повернулся.

Четвертый полулежал лицом к нему, опираясь руками о грязный пол, сверля Орлича полубезумным взглядом. Еще не осознав, что реальность вывернулась наизнанку, беспощадно демонстрируя свою темную сторону. Матрешкообразная ручка была похожа на сюрреалистическую опухоль. Жало не достало до мозга, и если бы Орлич ушел, то у «Айболита» был бы шанс выжить.

Но Кирилл преодолел разделяющее его и четвертого расстояние в несколько быстрых шагов. Присел, пальцы жестко сдавили «опухоль», выдернули отвертку.

Орлич стремительно ударил снова: раз, второй… пятый. За несколько секунд превратив горло «Айболита» в кошмарное решето, из отверстий которого сразу же начинали течь темные струйки. Тот даже не пробовал выставить ладонь, уклониться, уползти. Лежал манекеном для отработки ножевого боя, почему-то имевшим человеческое лицо; с изломанных болью губ негромко тек мучительный стон, делавшийся все тише…

«Слизняк, не хищник…» – Орлич в очередной раз выдернул отвертку, посмотрел «Айболиту» в глаза. Ненавидяще выдохнул:

– Горло перегрыз, мразь? А так – нравится?

Стоящий на пороге смерти четвертый натуральным образом шарахнулся прочь, упал на спину, крепко приложившись затылком. Нелепо заерзал на месте, стараясь отползти подальше. Лицо «Айболита» исказилось от дичайшего, запредельного ужаса. Словно перед ним был не Орлич, а – исчадие ада, знающее все его грехи. Что череда ударов отверткой в горло была пустяком, разминкой, и сейчас с него начнут спрашивать всерьез…

Он неразборчиво хрипнул-булькнул горлом, но Орлич не стал вслушиваться, пытаться понять. Не за этим сюда пришел.

Жало отвертки пробило висок, «Айболит» дернулся в короткой агонии, замер. Рита подошла к нему, опустилась на корточки. Макнула кончики пальцев в растущую лужицу крови под головой четвертого. Закрыла глаза, медленно поворачивая голову влево-вправо, словно улавливая что-то непонятное и невидимое Кириллу…

«Ну-у-у!!! – взревел он. – Вспоминай!!!»

Через несколько секунд Рита открыла глаза, нашла отца виноватым взглядом.

«Прости».

Орлич медленно выдохнул сквозь зубы. Потом легонько кивнул: «Хорошо».

Снял перчатки, вывернул их наизнанку, засунув одну в другую: достал зажигалку. Отпечатков нет, зарядивший дождь смоет следы, которые может взять эсэрэска, а вот окровавленные даже самую малость перчатки Орлич предпочитал сжигать.

– Не испачкался, – сказала дочь, внимательно осматривавшая его одежду. – Нигде ни капельки.

– Есть повод для гордости… – равнодушно пробормотал Орлич, глядя, как огонь нетерпеливо лижет нитяной комок, набирает силу.

Рита заглянула ему в глаза: пристально, понимающе.

– Папа… Если хочешь, давай больше… не будем. Я не осужу.

– Не-е-ет… – жестко, упрямо процедил он и бросил горящие перчатки на пол. – Я его найду, доча. Сдохну, но найду.

Губы Риты дрогнули в еле заметной, печальной и в то же время – бесконечно благодарной улыбке.

– Спасибо, папа…

Семь с половиной месяцев спустя

Весна выдалась ранней. Снег начал таять уже в конце марта, а к середине апреля его почти не осталось даже в самых темных и холодных закоулках Тихогорска. Заполошный перестук капели тоже угомонился, хотя зима еще силилась залатать ночными заморозками прорехи, растущие в ее былом могуществе. Но они делались все слабее и реже и все поспешней уступали весне с наступлением утра.