Азимут бегства - Стивен Котлер

— Почему все думают, что тебя убили?

Койот молчит. Анхель наблюдает за игрой света, ощупывает песок.

— Ты хочешь кофе? — спрашивает наконец Койот.

Анхель улыбается.

— Самые крупные мировые контрабандисты всегда отличались пониманием необходимости поиска. Это путь исчерпания всех возможностей. Я помню одну дорогу в Танзании, по которой нам приходилось часто передвигаться. На ней всегда было шесть или семь блокпостов. Мы изучали каждый из них.

Анхель, скорчившись, слушает.

— Танзания — по-настоящему открытая страна. Огромные плоские пространства. Люди привыкли оценивать ситуацию на больших расстояниях. Когда ты подходишь к контрольно-пропускному пункту, солдаты уже знают, что ты идешь, и начинают присматриваться к деталям. Зажигалки, бумажники и всякая мелочь, которую можно спрятать в бампер или выхлопную трубу.

— И вы прятали контрабанду в обычные места, большие и бросающиеся в глаза?

— Да.

Анхель встает и стряхивает песок с колен, стараясь не промахнуться мимо песочницы.

— Со временем, — Койот аккуратно взвешивает каждое произносимое им слово, будто пытаясь ощутить на языке вкус прошлых лет, — люди начали высчитывать, где можно найти меня.

Койот резко поворачивается на пятках и пристально смотрит в глаза Анхелю.

— Я стал кем-то вроде царя, которого надо лишить трона. Все выглядело так, словно для того, чтобы пользоваться тайниками в Замбии, им надо было сначала убить меня. Я же на Фиджи, светит яркое солнце, и какое мне дело до того, что происходит в какой-то Замбии?

Анхель вдруг осознает, что Койот присаживается на корточки в том самом месте, где сегодня утром стоял на коленях голый Амо.

— Видишь ли, я занимался таким делом, из которого невозможно просто уйти на пенсию. Никто не желает видеть, как контрабандист уходит на пенсию. У контрабандиста должен быть живописный и причудливый конец, например, пожизненное заключение, плохая смерть или обезглавливание.

— И ты инсценировал собственную смерть?

— Людям надо давать то, чего они так жаждут. В Боливии я сам поставил сцену своего убийства. Мне отрубили голову. Потом я просто исчез на некоторое время, лег на дно. Я долго оставался в таком положении, пока не встретил Ионию, который пригласил меня в Калифорнию. Думал, что я влюбился, и захотелось провести остаток дней в каком-нибудь тихом уголке.

— Все еще возможно, — говорит Анхель.

— Чертовски прямолинейно.

Койот встает и мнет зубами сигару. Огонек спички раскачивается на ветру.

Анхель ждет, когда затлеет кончик.

— Можно задать тебе еще один вопрос?

Койот бросает на него сердитый взгляд сквозь сигарный дым.

— Какое слово рифмуется со словом «лазанья»?

Пять дней они скитаются по прибрежным утесам. Койот хочет научить Анхеля искусству скалолазания — как забивать крюки и спускаться с крутых склонов по веревке. Учит Габриаль. Утром они укладывают часть снаряжения в мешки, часть в багажник и уезжают. Никаких торжественных церемоний в деле, которое может до неузнаваемости изменить жизнь.

За неделю Анхель познает Калифорнию с неведомой для себя стороны. Старые заброшенные на зиму шахтерские городки в Сьерре; пьющие бродяги в Траки; возле Соладада он обнаруживает поселки иммигрантов и забитые испаноязычной порнографией стенды. Но по-настоящему его захватывает скалолазание. Возле остроконечной башенки национального монумента у подножия извилистого крутого склона горы Портент Габриаль вываливает на землю содержимое мешка со снаряжением. Связки, треноги, звездочки, страховки, болты, какие-то маленькие, снабженные пружинами приспособления. Анхель кладет на груду снаряжения обе руки и принимается ощупывать странные, прихотливо изогнутые металлические предметы, словно в них заключена магическая сила. Они начинают не спеша разбираться в назначении всех этих вещей. Объясняя, как пользоваться снаряжением, Габриаль собирает всю «сбрую»: две петли для ног и страховочный поясной ремень.

— Поясной ремень надо надевать над бедрами, если же он окажется ниже, то когда ты перевернешься вниз головой, то можешь выскользнуть и упасть.

Они учатся вязать узлы под ярким солнцем южной пустыни; двойной рыбацкий для соединения веревок, водолазный узел, для связывания ремней, фигурная восьмерка для крепления веревок к снаряжению, еще одна фигурная восьмерка для крепления веревок к крюкам, чтобы без опаски повиснуть на высоте сотен футов. Габриаль заставляет Анхеля вязать по десять узлов с открытыми глазами, по пять с закрытыми и пять — за спиной. Сам Габриаль не пытается показать, как вяжут узлы за спиной, но у Анхеля это получается с первого раза.

Взбираться на скалы оказалось труднее, чем Анхель мог себе это представить. За время восхождения им пришлось останавливаться трижды и ждать, когда у Анхеля перестанут дрожать ноги.

— Такая трясучка, — говорит Габриаль, — случается у каждого.

Это замечание мало утешает Анхеля. Руки потеют и отказывают, пальцы превратились в скрюченные когти, хватающиеся за выступы. Ему требуется почти десять минут, чтобы миновать гребень. Когда они наконец добираются до вершины, Анхель ложится на спину и долго отдыхает. Потом они соскальзывают вниз и начинают восхождение сначала. Два дня они взбираются на Пиннакл, потом переходят на Тахоу. На следующей неделе они покоряют и эту скалу. Пальцы Анхеля отчаянно болят от постоянного цепляния за узкие, как лезвия бритвы, расщелины, ступни вывернуты и напряжены, а сам он чувствует, что весь мир состоит из вечного страха. Бывает, люди либо стремятся вверх, либо медленно сползают вниз. Обычно они делают и то, и другое, но с промежутками и по очереди.

На перевале Любовник, на вершине маршрута под названием «Шнурок», Габриаль говорит Анхелю, что трепет внушают красота и страх, что это очень странное место, что большинство людей не пускают в себя это чувство. При этом он гулко бьет себя в грудь, и Анхель понимает, что хочет сказать этим Габриаль.

В один прекрасный день на гладкой скале спортивного маршрута на Микки-Бич внутри у Анхеля что-то щелкает. Габриаль поздравляет его с ловкими уверенными движениями. Анхель едва слышит слова своего учителя, растворяясь в свете, падающем сквозь кроны деревьев. Он уже готов рассказать Габриэлю о своих родителях, о том, как бежал из дома, о холодных ночах в горах, но не знает, с чего начать, и вместо этого говорит только: «Спасибо за похвалу».

Габриаль сматывает веревки, начинает укладывать снаряжение в мешок, смотрит в посветлевшие, одухотворенные глаза Анхеля. Какой же он, в сущности, еще ребенок.

— Ты не скажешь мне одну вещь? — Анхель взваливает на плечи тяжелый мешок, оставив Габриэлю более легкие веревки.

— Почему ты все время спрашиваешь, можно ли тебе задать мне вопрос?

Анхель останавливается и задумывается, но не находит ответа и поэтому задает мучающий его вопрос.