Дело о живых мишенях - Александр Ковалевский

— Постой, подполковник, я че-то не догоняю, тебе что, два лимона баксов не нужны? Да за такие бабки генерального прокурора можно купить!

— Возможно. Только есть один нюанс — ты не в Юзовске, и Мамедов тебе ничем здесь не поможет. Уголовный розыск Слобожанска, который я имею честь возглавлять, бандитам типа твоего Мамедова не прислуживает, как ваши юзовские менты с прокурорами. Надо же — бывший начальник областной милиции личной охраной Рашида руководит! Какая, право, честь для генерал-лейтенанта милиции в отставке стать халдеем у лидера организованной преступной группировки, которому он в свое время столь дальновидно покровительствовал. Теперь я понимаю, почему ты с братом совершал разбои на чужой земле. Юзовск же вотчина Рашида Мамедова, да и милицию, очевидно, он тоже приватизировал. Стремно ведь брать то, что принадлежит Мамедову, и убивать верных ему ментов, так вы решили у соседей поживиться, слобожанским милиционерам кровь пустить. Так, да? Чего молчишь, урка, когда к тебе подполковник милиции обращается?! — гневно сверкнув глазами, гаркнул Сокольский.

— Ну, в общем-то, да, — уныло промычал Яков, не питавший больше иллюзий насчет того, что с этим подполковником удастся полюбовно договориться.

— Вы совершили роковую ошибку, приехав в Слобожанск, — жестко произнес Сергей. — Здесь действует закон кровной мести, думаю, ты знаешь, что это такое. И учти, я беру сопровождение твоего дела до суда под личный контроль, и если не дай Бог узнаю, что вокруг тебя какие-то непонятные телодвижения начались или сверху за тебя вдруг кто-то хлопотать начнет — пеняй на себя. Примерный перечень неприятностей, которые могут с тобой приключиться, я тебе назвал. Так что о побеге даже не помышляй — вредно для здоровья, — предупредил он.

— А че мне в натуре о здоровье теперь печься, когда мне пожизненное светит? — понурившись, ответил Яков. — Тут как бы такой расклад получается, что чем раньше копыта откинешь, тем меньше срок отмотаешь. Послушай, начальник, а если я чистосердечно типа раскаюсь, явку с повинной там напишу, суд может учесть мою, так сказать, добровольную помощь следствию?

— Явка с повинной, чистосердечное признание, активное способствование раскрытию преступления, изобличение других соучастников преступления — это, безусловно, смягчающие обстоятельства. Только не в твоем случае. Явку с повинной пишут до задержания, а не после, тем более что оружие и похищенные на последнем разбое деньги мы и без твоей помощи нашли. Как говорится, поздно пить боржоми, когда почки отвалились. Впрочем, если за тобой еще что-то числится, валяй явку с повинной. Если твои признания помогут раскрыть серьезное преступление и задержать причастных к нему преступников — это на суде тебе, возможно, и зачтется.

— Гражданин подполковник, скажите мне, только честно: если я помогу вам раскрыть не одно, а два десятка преступлений, у меня появится шанс избежать вышки?

— Я тебе так отвечу: шанс этот мизерный, но другого пути облегчить свою участь у тебя все равно нет. Так что давай, гангстер, колись, попытка не пытка. Вот ручка и бумага — пиши явку с повинной. За чистосердечное раскаяние, может, и заменят тебе пожизненное на пятнадцать лет строгого режима, — сказал Сокольский.

Утопающий хватается за соломинку. Для тридцатисемилетнего Яши Самсонова этой соломинкой стала шариковая ручка, которой он корявым почерком три часа кряду выводил на бумаге свои признания в убийствах. Начав с самого первого, когда он с братом забил до смерти цеховика по фамилии Лысенко, Яков, подбадриваемый Сокольским, накатал явку с повинной на восьми листах, сознавшись в семнадцати убийствах, совершенных как в Юзовской области, так и за ее пределами — в частности, в средиземноморском курортном городе Анталья, где братцы-киллеры зарезали отдыхающих в пятизвездочном отеле известного юзовского коммерсанта с любовницей. Но это были еще далеко не все трупы на его совести. Яков написал явки с повинной только о тех преступлениях, о которых в свое время много писали в местной прессе. О другой категории убийств, когда бизнесмены просто пропадали без вести, Яков распространяться не стал, трезво рассудив, что судьи вряд ли проявят к нему снисхождение, узнав, как он живьем закапывал людей в свежевырытые могилы. Ему самому жутко было вспоминать об этом. Одно дело средь бела дня расстрелять автомобиль предпринимателя, на чей бизнес положил глаз Рашид Мамедов, — Яков, представляя себе, будто он участвует в съемках крутого боевика, лихо стрелял из автомата Калашникова, небрежно держа его одной рукой, а его брат «зачищал территорию», добивая раненых и случайных свидетелей. Это была виртуозная работа, за которую киллеры испытывали профессиональную гордость. И совсем другое — участвовать в придуманном Рашидом кошмарном ритуале, когда за отказ «добровольно» передать Мамедову контрольный пакет акций своего предприятия перепуганного насмерть бизнесмена заколачивали в гроб и, опустив в неглубокую яму, минут на двадцать засыпали землей. После такой устрашающей акции человек отдавал Рашиду последнюю рубашку, но свою жизнь этим он все равно не спасал — его ждал «колодец смерти», в который боевая бригада Мамедова сбрасывала «отработанный материал».

— Все, — тяжко вздохнул Яков. — Исповедался. Больше мне каяться не в чем, — заверил он, передавая Сокольскому последний исписанный лист.

— Судя по твоим признаниям, вы с братом были наемными убийцами, то бишь простыми исполнителями, так? — спросил его Сергей.

— Ну да, — подтвердил Яков.

— Тогда возникает логичный вопрос: кто заказчики всех этих преступлений?

— Откуда ж я знаю, мне заказы передавали через посредников.

— Посредников ты, разумеется, тоже назвать не можешь? — язвительно осведомился Сергей.

— Не-а. Кто ж светится в таких делах?! У нас конспирация была почище, чем у Штирлица.

— И к цеховику Лысенко тебя тоже направил посредник?

— Ну, с цеховиком то ж не заказуха была. В те года мы типа чисто рэкетом занимались.

— И кто же, интересно, был у вас бригадиром — неужто сам Рашид Мамедов, с которым, как ты тут хвастал, вас связывали общие дела, теперь мне ясно какие.

— Ну, Рашид всегда был у пацанов в авторитете, — уклончиво ответил Яков.

— Это понятно, иначе он не стал бы главарем целого клана. А теперь контрольный вопрос: в убийстве Лысенко принимал участие Мамедов? Ответ на этот вопрос я знаю и без тебя, просто хочу проверить на честность, — сказал Сокольский.

— Нет, он только пытал цеховика, чтобы тот типа отдал как бы награбленное у государства, — пояснил Яков, решив, что выгораживать олигарха перед начальником слобожанского розыска не имеет смысла, поскольку Мамедов тому все равно не по зубам. — Ну а когда выяснилось, что у этого Лысенко нет тех бабок, на которые мы рассчитывали, Рашид приказал добить его. Это он нам вроде экзамена устроил на право вступить в бригаду, — подумав немного, добавил он.

— Коммерсантов вы убивали тоже по его указке? — продолжал раскручивать его Сокольский. — Что же ты замолчал? Рашида боишься? — участливо поинтересовался он, подводя киллера к тому, чтобы тот выдал заказчика, и Яков, понимая, что подполковник все равно его додавит, дал показания против Рашида Мамедова.