Эти лживые клятвы - Лекси Райан

– Леди Абриелла, – говорит Эммалин, входя в комнату и делая реверанс. – Чем мы можем помочь вам сегодня вечером?

Я никогда не зову их, поэтому удивление на ее лице вполне ожидаемо.

– Принц сказал мне, что сегодня вечером будут какие-то особые празднества.

– Да, миледи. Сегодня мы празднуем Литу.

– Я бы хотела пойти на праздник. Не поможете мне одеться?

Эммалин растерянно моргает, и я не могу ее винить. Я здесь уже две с половиной недели, и за это время меня ни разу не заинтересовали бесконечные танцы, которые устраивали в замке. Я участвую только тогда, когда это необходимо, и стараюсь найти столько оправданий, чтобы не ходить на подобные мероприятия, что девушки уже перестали меня уговаривать.

– Конечно. Простите. Нам нужно было спросить.

Я отмахиваюсь от ее извинений.

– Я приняла решение буквально только что, – она широко улыбается мне, и я заставляю себя улыбнуться в ответ. – Мне вдруг захотелось потанцевать.

Когда я искала зеркало, я зря тратила время, но больше я этой ошибки не повторю. Я не могу позволить себе такую роскошь. Я отодвину чувство вины на второй план, поговорю с Себастьяном и узнаю о книге все, что смогу. И если он возненавидит меня, когда узнает, как я его использовала… Что ж. Если такова цена спасения Джас, я готова ее заплатить.

* * *

К тому времени, как служанки заканчивают одевать меня в платье с расклешенными рукавами самого светлого пурпурного оттенка и закалывают мои волосы в локоны на макушке, музыка и веселье становятся такими громкими, что я без труда могу понять, где именно проходит празднование, и иду на дворцовую лужайку.

Я выхожу из дворца и останавливаюсь на верхней ступеньке лестницы, пораженная открывшимся внизу зрелищем.

Лита, как мне рассказали служанки, – это праздник, длящийся от заката до рассвета в ночь перед летним солнцестоянием. В честь солнца и самого длинного дня в году на всей территории замка зажигают костры. В царстве людей случаются праздники, подобные этому, но они не такие масштабные. Я никогда не интересовалась ими и не понимала, почему так много людей чествуют благодати, даруемые природой в мире, на который благодати, кажется, почти не снисходит. Но, когда я оказываюсь в холодном свете неполной луны, вижу изобилие еды и вина, слышу музыку и смех, я почти понимаю необходимость такого празднества.

Я медленно спускаюсь по ступеням замка и выхожу на лужайку. Костры огромные, от них веет жаром. Как раз в тот момент, когда у меня на лбу выступают мелкие бусинки пота, официант сует мне в руку холодный бокал вина и уходит, прежде чем я успеваю отказаться.

– Ты пришла, – раздается тихий голос Себастьяна за моей спиной.

Я напрягаюсь и поворачиваюсь к нему, слишком хорошо понимая, какую я до этого причинила ему боль.

– Если хочешь, я могу вернуться к себе.

– Я почти уверен, что моя проблема как раз в том, что я совсем этого не хочу, – он медленно оглядывает меня с головы до ног. – Хотя, кажется, ты хочешь помучить меня своей красотой, – в его словах не слышно злобы, и он улыбается, когда снова встречается со мной взглядом. – Я рад, что ты пришла.

– Я рада, что ты рад, – говорю я.

Я оглядываю его и сглатываю. Не ему одному тут мучиться. Его белые волосы зачесаны назад и завязаны в низкий хвост, а золотистая рубашка подчеркивает его широкие плечи. Мой взгляд на мгновение опускается, но я не осмеливаюсь задерживать взгляд на его мускулистых бедрах в кожаных штанах.

– Мне жаль, что так вышло. Я не имел никакого права…

– Нет. Это мне жаль, – говорю я. Это правда. Мои чувства ничего не изменит. И мне придется сделать то, что должно. Но я не хочу причинять ему боль. Как же мне жаль, что от того, что я делаю сейчас, в будущем ему станет еще больнее. – Я знаю, что, когда я пришла сюда, у меня были некоторые предрассудки, но теперь я понимаю, что они были несправедливы. Я понимаю, что фейри не такие, какими я их себе представляла.

Он изучает мое лицо.

– Это хорошо?

– В общем – да, – я пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить перемену в своих мыслях, но не знаю, как. – Здесь мне трудно доверять людям, но это было нелегко и дома. В Фейри есть и свои проблемы, но сами фейри не более жестоки и эгоистичны, чем люди.

Он изучает мое лицо, как будто может прочитать на нем всю мою ложь и узнать все мои секреты.

– И что это значит для нас?

Я подхожу к нему ближе. Когда я беру его за руку, я чувствую себя предательницей.

– Надеюсь, это значит, что ты еще не решил меня оставить.

Его глаза расширяются, а ноздри раздуваются.

– Абриелла, – говорит он, – я не знаю, как тебя оставить.

Я слишком труслива, чтобы выдержать этот прекрасный взгляд, поэтому я отпускаю его руку и смотрю на свой бокал.

– Значит, это Лита? – спрашиваю я, только чтобы заполнить молчание.

– Да. Хотя, как ты заметила, мы стараемся при любом удобном случае танцевать и в избытке пить вино.

– А почему празднование проводится ночью?

Он оглядывает толпу, костры, музыкантов.

– Потому что не может быть самого длинного дня в году без самой короткой ночи. И потому, что мы чтим солнце, зажигая костры ночью. Они будут гореть, пока не взойдет солнце, символически освещая даже самые короткие часы темноты.

– А что символизируют вино и танцы?

– Нашу страсть к жизни, – на его губах появляется усмешка, его взгляд падает на бокал с нетронутым вином в моей руке. – Не вкусно?

– Я не пробовала, – я на секунду задумываюсь. Пузырьки прилипают к стенкам стакана и сверкают в свете огня. – Разве из-за вина фейри смертные не перестают себя контролировать?

Он смеется.

– Как и когда ты пьешь вино смертных, все зависит от того, сколько выпить.

Он тянется к моему бокалу, и, когда берет его, наши пальцы соприкасаются. Одно это прикосновение переносит меня обратно в мои покои, когда его рука была на моей талии, его губы касались моих губ, а по моей спине пробегали мурашки. Себастьян раскручивает содержимое бокала и нюхает его, а потом возвращает мне.

– Это безопасно, – говорит он.

Теперь моя очередь понюхать золотистую жидкость. Пахнет как вишня, которая зрела на солнце. Я удерживаю взгляд Себастьяна и подношу бокал к губам. На моем языке взрывается сладость и вкус вина, по груди немедленно расходится тепло. Я одобрительно хмыкаю и осушаю половину бокала.

– Ух ты. Это так вкусно, что в нем хочется плавать.

Себастьян одобрительно фыркает.

– Я тоже люблю вино летнего солнцестояния.

Мы смотрим на огонь и гостей, пока я допиваю оставшееся в бокале вино. Я опасаюсь, что сейчас мое любопытство покажется подозрительным, и пока что не позволяю спрашивать у него о библиотеке. Как ни странно, нас никто не беспокоит, даже когда музыканты начинают играть медленную музыку и по всей лужайке пары начинают кружиться в танце.