Небесный суд - Стивен Хант

Оливер поднял руку. Прямо на глазах плоть раздувалась все больше и больше, поднимаясь выше, к самому предплечью.

— Я согласен, отрезайте!

— Не делай этого! — подсказал Шептун. — Скажи, что сам справишься!

Гарри с отвращением смотрел на урода-меченого.

— Святой Круг, да кто ты такой?!

— Я настоящий, — ответил Шептун, проходя сквозь него. — Чего не скажешь о тебе.

Оливер продолжал кричать, а его рука все также дергалась и меняла форму, но Шептун потянулся вперед и удержал ее, и она тотчас вернулась в прежнее состояние.

— Ты теряешь власть над снами, — заметил Шептун. — Ну давай, Оливер, это самое простое!

— Шептун, Натаниэль, спасибо тебе.

— Ты говоришь Натаниэль, Оливер? Тебя околдовала наша Хозяйка Огней?

— Ты был там, — отозвался Оливер, — прежде чем она явилась мне.

— Она чиста, Оливер. Или, вернее сказать, первозданна, даже когда появляется здесь, чтобы пообщаться с разумными бактериями, обитающими на шкуре мира. Имея общий с ней разум, я подобен мотыльку, попавшему в световую камеру маяка.

— Верно, — согласился Оливер, — она чиста.

— Возьми себя в руки, мальчишка! Она подложит тебе свинью, вот увидишь!

— Что ты хочешь этим сказать, Натаниэль?

— Меня зовут не Натаниэль, — злобно прошипел Шептун. — Натаниэль это испуганный мальчишка, которого родной отец отдал уорлдсингерам за пару бутылок джина. Теперь у меня более благозвучные имена. В Лионгели крабианские племена почитают меня как Каментара, змея снов. Даже Шептун звучит лучше, чем глупое хэмблинское имя.

— Мне наплевать, какое имя тебе больше нравится, Шептун. Что ты имел в виду, говоря, что она подложит мне свинью?

— Твои воспоминания, Оливер. Твои самые первые воспоминания о том, что было с тобой до того, как ты попал в Хандред-Локс и стал жить у своего дяди. Они всегда были для меня закрыты. Сначала я думал, что это вызвано какой-то травмой, но дело оказалось в ней. После ее визита все стены внутри твоего разума рухнули. С той поры я проникаю в твое сознание, Оливер. Никогда я еще не видел ничего подобного твоим воспоминаниям. Даже разум паровиков обладает смыслом по сравнению с тем хаосом, что поселился в твоей голове, а я, поверь мне, знаю в этом толк.

Оливер почувствовал прикосновение его конечности — кожи, волосков, вен. Сны с Шептуном показались настолько реальными, что присутствие этого создания сделало его воображение необыкновенно живым и ярким.

— Не думаю, что ты сможешь понять их мир по ту сторону колдовского занавеса. Для этого ты должен побывать там — пожить с людьми быстрого времени.

— Оливер, ты можешь называть меня прирожденным пессимистом, если пожелаешь, — продолжил Шептун, — но мне кажется, что когда Хозяйка Огней попыталась заставить тебя повести за собой прекрасных людей к рассвету по ту сторону колдовского занавеса, бедному маленькому троллю не нашлось среди них места. Вот он и остался сидеть под мостом вместо того, чтобы пойти следом.

— Сомневаюсь, что она это имела в виду, — возразил Оливер.

— Разве? — издевательски прошипел Шептун. — Она — часть этого самого свода правил. Оливер. Когда какой-нибудь купец со Спенсер-стрит, вздыхая по поводу мер и весов, указывает пальцем на Гринхолл и жалуется на то, что бесполезно сопротивляться системе, она и есть та самая система, о которой идет речь. Эта самая чушь типа будь у ангела молоток, я стала бы гвоздем. Мы сейчас с тобой говорим, а тем временем она катит бочонок с маслом острозуба, размахивает спичкой и кричит «пожар!». Круг тому свидетель, Оливер, новый поворот колеса оказался для меня не совсем благоприятен, но тем не менее мне здесь нравится. В мои намерения не входит обменять жизнь в Шакалии на наркотические грезы, которые ты называешь детством, проведенным по ту сторону колдовского занавеса.

— У нас может не быть такой возможности, — заметил Оливер. — Если наш мир должен быть уничтожен, согласись, все-таки лучше жить в каком-то другом месте.

— Жизнь за занавесом — не для нас, — упрямо повторил Шептун и поднял руку, на конце которой были не пальцы, а уши. — Легкое прикосновение гиблого тумана — и человек навсегда становится уродом, если, конечно, ему повезет выжить. Твои дети не будут людьми в привычном смысле слова, да и ты сам, прожив по ту сторону занавеса десяток лет, не сможешь считаться человеком.

— Жизнь есть жизнь, — пожал плечами Оливер. — Я не допущу того, чтобы все наши люди вымерли.

— Наши люди? — язвительно прошипел Шептун. — Я умираю от смеха! Оливер — спаситель человечества! Да кто ты такой, старик Панкетцалитцли, которому явились боги и велели выкопать теплую пещеру под горами, чтобы спастись от наступления великих холодов? Может быть, ты и желаешь помочь собрать коллекцию редких особей для зверинца Хозяйки Огней, но я, клянусь все святым, и пальцем ради этого не пошевелю. Шакалия — моя родная страна, и наш мир — мой дом. Если его хозяйка желает, чтобы я убрался из него прочь, то ей лучше сообщить мне об этом в более конкретной форме, ты понимаешь меня? Пусть придет вместе с толпой подручных бандитов и будет готова помериться со мной силами.

— Натаниэль, Шептун, ты не ведаешь, о чем говоришь!

— Я все прекрасно понимаю, Оливер, — возразил Шептун. — Я просто никому не доверяю. Ты пробуждаешься, мой мальчик. Будет лучше, если ты крепко подумаешь о том, кто действительно на твоей стороне и к чему ты должен готовиться, если хочешь победить.

— Шептун! — позвал Оливер, но в следующее мгновение его бросило в самую глубину туннеля, и он вновь оказался на продуваемых холодными ветрами пустошах Энджелсета.

— Ну, что скажешь, Оливер? — спросил Гарри. — Куда мы отправимся — обойдем лес стороной или двинемся вперед через болото?

Оливер сначала посмотрел на дубовый лес, затем на влажную землю холмов. Тени, отбрасываемые деревьями, казались гуще обычного, да и в их очертаниях было нечто диковинное. Оливер не мог объяснить почему, но здешний лес был совсем не таким, как у подножия Хандред-Локс.

— Лес дал нам укрытие, но мне почему-то страшно входить в него, у меня при одной мысли о нем мурашки по спине бегают.

— Твой внутренний голос тебя не подводит, дружище. Сквозь лесную чащу проходит проклятая стена. Из-за шелеста листьев на деревьях ее шум нам не слышен. Но стоит нам зайти в лес, и через минуту мы лишимся жизни.

— Содружество Общей Доли далеко отсюда?

Гарри указал на восток.

— Квотершифт находится вон там, в полумиле отсюда. Народный рай, где все принадлежит всем, где нет злобных дворян, угнетающих простой народ. Если ты веришь в это, то я продолжу свой рассказ.

— Вы уже бывали там?

— До революции оно мне нравилось больше, — ответил Гарри. — Не такое самодовольное, как сейчас. В последний раз, когда я был там, у них в ходу была фраза «шакалийский шпион». Похоже, они не оценили по достоинству мое высказывание, когда я заметил, что у них по-прежнему сохраняется правящий класс. Вот только теперь он переименован в Первый Комитет. Власть существует всегда, Оливер. Она непременно оказывается в руках у того, у кого острее мечи и выше скорострельность, ты уж поверь мне. Скажу тебе как бывший вор — в этой жизни всегда найдется тот, кто ждет не дождется возможности взять тебя за шкирку. В Шакалии таких сажают на корабль и отправляют в ссылку или на виселицу, в Квотершифте — суют в Гидеонов Воротник. Сказать по правде, я не вижу особой разницы.