Это твоя жизнь - Джон О'Фаррелл

Третья волна смеха озадачила меня больше всего. Я еще не закончил эпизод, смеяться было не над чем, и все же зрители разразились восторженным хохотом и рукоплесканиями. Дежурная реакция юмориста на такую неожиданность — осмотреть свои брюки и сказать себе: «Они смеются? Проверь ширинку!» Эта остроумная импровизация не пришла мне в голову, я пребывал в полном смятении, с трудом подавляя панику. И тогда до меня дошло, что они смеются вовсе не надо мной; что-то иное удерживало их внимание, что-то иное развлекало их. Они снова захохотали, мощная волна смеха прокатилась от партера до галерки, и опять ее вызвала вовсе не моя речь. Я прекратил поток слов и постоял секунду, безутешно глядя на зрителей. «Сзади!» — заорал восторженный голос из партера. Меня сделали простым статистом в каком-то масштабном розыгрыше, о котором я не догадывался. Я медленно обернулся проверить, нет ли в самом деле кого-нибудь сзади, и был поражен невероятным видением, сверхъестественным призраком, самым удивительным, непонятным и поразительным явлением, какое только видел за всю свою жизнь.

Позади меня в своем фирменном пиджаке с искрой и галстуке-бабочке стоял Билли Скривенс и ухмылялся мне.

* * *

Через несколько недель после того, как святой Петр был свидетелем распятия Иисуса Христа и лицезрел смерть Господа и учителя своего, он встретил Иисуса, шедшего по дороге в Иерусалим. Для него это, думаю, стало шоком, хотя Петр был парень крепкий и, верно, справился с этим получше меня. Тем более, он знал, что Иисус — Сын Божий, и, пораскинув мозгами, мог быстро смекнуть, что к чему. Но я стал свидетелем гораздо более странного явления. То есть Билли Скривенс, конечно, большая звезда и весьма разносторонний артист, но восстать из мертвых? По-моему, такой трюк не по плечу даже самому великому таланту.

Сказать, что мой мир перевернулся вверх тормашками, все равно что не сказать ничего. Все мое существование в мгновение ока обесценилось. Покойная сверхзвезда, чьим старым другом я себя называл, чей труп ограбил, присвоив себе статус знаменитости, чьи юмористические сокровища похитил, а потом преступно извратил, пока он стоял и слушал за кулисами, — в общем, такой ситуации трудно найти идеально простое объяснение.

Билли постоял секунду, улыбаясь мне, как призрак Банко.[63]Я в ужасе застыл. И оглянулся на двухтысячный зал, ожидая, что они разделяют мое непонимание и удивление, надеясь на какую-то солидарность в миг откровения, но все хохотали надо мной, наслаждаясь моим немым замешательством.

В первую секунду сработал первобытный инстинкт выживания — бежать, бежать отсюда прочь. Хорошо говорить, а как сделать? Я ведь стоял на сцене перед двумя тысячами людей, и меня в прямом эфире показывали по национальному телевидению. Но я все равно рванулся к огромной деревянной бутафорской двери, однако та была накрепко заперта. Под восторженный визг зрительского трибунала я лязгнул большой металлической ручкой, крики и аплодисменты приветствовали мой ужас, а сзади, простирая руки, на меня надвигался ухмыляющийся зомби. Что он хочет? Обнять или задушить? Откуда мне знать. Дверь не поддавалась. Меня загнали в ловушку на сцене и бросили одного, чтобы я стал легкой добычей этого людоеда от индустрии развлечений.

С перекошенным лицом я повернулся к Билли Скривенсу.

— Джимми! — сказал он с теплой улыбкой. — Сколько лет, сколько зим! — И заключил меня в такие крепкие объятия, что толпа взорвалась радостными овациями, видя воссоединение старинных друзей.

Я был буквально парализован от страха и не заметил, что публика не разделяет моего изумления. Напротив, они искренне радовались, видя мое неверие, потому что в начале концерта пережили такой же сюрприз. Лишь потом я узнал, что был далеко не первым в целой веренице крупнейших звезд, которые стали жертвами величайшего розыгрыша Билли Скривенса — в прямом эфире, в специальном двухчасовом выпуске программы «Ага!». Те, кто упоенно рыдал на его похоронах, сегодня прибыли на гала-концерт, чтобы почтить его память, и вдруг он собственной персоной появляется сзади и хлопает по плечу. Смерть Билли, его похороны, весь благотворительный памятный гала-концерт — все это стало частью колоссального розыгрыша величайшей звезды британского телевидения, затмив все проделки и трюки, которым когда-либо подвергались телезрители. Но ему простили, ведь концерт был благотворительный.

Зато у меня за плечами был год жуткой фальсификации, и я видел, что настал час, когда меня разоблачат как шарлатана и лжеца.

Билли ослабил свои медвежьи объятия и, пока я отчаянно искал оправдания в свою защиту, вывел меня на середину сцены.

— Ну, Джимми, ты как?

Предназначенную для моего ответа паузу я заполнил жалким хихиканьем, но эйфория в зале была так велика, что это вызвало сильнейший взрыв хохота.

Когда я появился со своим номером, зрители уже знали, что Билли жив. Но что еще им сказали? Может, пока я терпеливо сидел в раздевалке, лишенный возможности слышать или видеть, что происходит на сцене, Билли раскрыл мою ложь? Объяснил, как я прорвался на его похороны? Показал на экране фотографии моего дома из журнала «ОК!», а вслед за ними — сделанные тайком удручающие снимки моего настоящего дома и интервью с шокированной корейской четой, хозяевами роскошной квартиры? Предупредил ли их Билли, что я сейчас выйду и исполню интермедию, которую украл в его доме из коробки с личными документами, из бумаг Билли, которые, как я решил, разбирает его скорбящая вдова? У меня мелькнула мысль кинуться к фанерной церковной двери с другой стороны сцены, но я смекнул, что и она наверняка наглухо закрыта.

— Ну, что тут скажешь? — запинаясь, произнес я. — Как-то неловко вышло.

Толпа опять захохотала. Билли поднял руку, чтобы унять зрителей, и они повиновались.

— Неловко? С чего бы тебе чувствовать себя неловко?

Злопамятный мерзавец, решил-таки вытянуть из меня правду; все-все детали, да еще на глазах у тысяч зрителей.

— Да вот это все, — показал я рукой на сцену и зал. — И вдруг ты… — Я попытался изобразить ироничный философский смех, но вышел сиплый хрип.

— Малость неожиданно, а? — спросил Билли.

— Э, ну да, пожалуй. Только вот позволь, я скажу: про это можно всякое думать, но в конечном счете никакого вреда никому нет, правда? Я имею в виду, серьезного вреда?

Не снимая руки с моего плеча, Билли мудро кивнул, и раздались чуть приглушенные хлопки, которые, как ни странно, ободряли. Зрителей явно попросили отнестись ко мне снисходительно.

— Спасибо, Джимми. Очень мило с твоей стороны. Обязательно найдутся зануды, которые скажут, что вся эта история с фальшивой смертью и похоронами — пошлая, политически некорректная затея и прочее, только, по-моему, им лучше помнить, что мы соберем кучу денег на благотворительность для детей Великобритании. — Это вызвало рефлекторный приступ аплодисментов и одинокое «Правильно!» из партера.