Мелодия Джейн - Райан Уинфилд

– Ты не хочешь этого.

– Хочу. Все кончено.

Калеб упал перед ней на колени и, схватив за плечи, заглянул в глаза. Он плакал:

– Не надо, Джейн. Не надо говорить, что все кончено.

Джейн почувствовала, как к ее глазам тоже подступают слезы. Если позволить пролиться хотя бы одной из них, плотина прорвется и случится наводнение. Но она не может расплакаться. Не здесь. Она должна быть сильной ради них обоих. У нее будет уйма времени, чтобы выплакаться, потом, когда он уйдет.

Джейн покачала головой и отвела взгляд:

– Все кончено, Калеб.

– Это неправда, Джейн. Ты так не думаешь. Пожалуйста, поедем со мной в Остин. Или позволь мне остаться здесь.

Она покачала головой.

– Я люблю тебя, Джейн, – сказал он.

Джейн сидела неподвижно, не глядя в его умоляющие глаза, не слушая его слов. Она любила его и потому должна была притвориться, что не любит.

– Скажи, что ты меня любишь, Джейн. Скажи это. Я ведь знаю, что любишь.

– Я думала, что люблю, – произнесла она, – но теперь все кончено.

Она стряхнула его руки и, боком вывернувшись из кресла, поднялась. Калеб повалился на опустевшую подушку и, обхватив голову руками, зарыдал. На какой-то ужасный миг Джейн застыла, глядя на него. Никогда в жизни она не видела ничего более трогательного, чем эта абсолютная искренность, полное отсутствие напускного мачизма, эта готовность к демонстрации обнаженных чувств. Его волосы рассыпались по рукам, спина содрогалась в рыданиях.

– Скажи, что ты любишь меня, Джейн, – донесся его сдавленный голос. – Скажи только, что любишь меня.

Никогда в жизни ей так мучительно не хотелось произнести эти три слова. Каждая клеточка тела рвалась к нему навстречу. Все ее существо требовало обнять его и сказать, что она его любит. Ей хотелось целовать его, держать в своих объятиях, лежать рядом с ним в постели и смотреть на его лицо во сне. Но она знала, что должна уйти, если действительно его любит. Когда-нибудь он скажет ей за это спасибо. Джейн делала это в равной степени ради него, как и ради того, чтобы уберечь себя от неминуемой сердечной боли, которой она может не пережить. Во всяком случае, именно это она себе твердила. Это повторял ее собственный голос, доносившийся словно откуда-то из невообразимой дали.

– Пожалуйста, ложись сегодня в другой комнате.

Несколько ярдов до спальни показались ей самой долгой дорогой в жизни, будто ноги внезапно налились свинцом. Джейн аккуратно закрыла за собой дверь и долго стояла в темноте, прислушиваясь, но так и не смогла понять, плачет он или нет.

Когда Джейн наконец заставила себя отойти от двери, она направилась в ванную и, не включая света, умылась. Видеть собственное лицо в зеркале сейчас было невыносимо. Потом она разделась и забралась в постель. Она и сама не поняла, когда начала плакать. Все началось с небольшого укола сожаления, от которого брови у нее изломились. Потом в животе стало пусто и невесомо, как на американских горках, и тогда она уткнулась лицом в подушку и плакала, пока подушка не промокла насквозь. От слез наволочка вдруг начала источать его запах, и Джейн заплакала еще отчаянней. В глубине души она ожидала, что Калеб придет, надеялась, что он так и сделает. Но шел час за часом ее беспросветного и добровольного одиночества, а утешаться по-прежнему было нечем, кроме слабой и эфемерной уверенности, что так будет лучше. Кому именно, правда, она не очень понимала.

Что-то разбудило Джейн.

То ли звук, то ли сновидение.

Она лежала в постели, погруженная в серые предрассветные сумерки, и пыталась вспомнить, из какого ужаса вырвалась, но вспомнила лишь, в каком ужасе очутилась. Перед глазами встали содрогающиеся в рыданиях плечи Калеба, и Джейн поняла, что совершила ошибку. Чудовищную ошибку.

Она выскочила из постели и бросилась к двери. Но на полпути к его комнате где-то внутри возникла леденящая душу уверенность. Джейн медленно открыла дверь, всем сердцем желая ошибиться, но кровать была аккуратно заправлена, а вещи Калеба исчезли. Она вышла в гостиную и выглянула из окна, твердя себе, что он просто решил встать пораньше и поработать в саду. Но в сероватой мгле виднелись лишь очертания фонтана. Часы на стене громко тикали в тихих сумерках, отсчитывая неумолимый бег времени. Джейн взглянула на кресло, в котором в последний раз видела его плачущим. Она отдала бы все на свете, чтобы повернуть все вспять и взять назад слова, которые разбили ему сердце.

Вернувшись в свою комнату, Джейн натянула спортивный костюм, схватила сумочку и куртку. Прыгнула в машину, задом выехала из гаража и рванула с места, не потрудившись даже щелкнуть пультом, закрывавшим гаражную дверь. Она промчалась мимо помаргивающего дорожного знака, на котором была указана скорость вдвое меньшая, чем ее скорость, но не подумала даже притормозить. Но уже подъезжая к пристани, поняла, что опоздала. Паром отходил от причала в ярком мареве огней, отражавшихся в черной воде, которая, точно разверзающаяся у нее под ногами пропасть, отрезала ее от возлюбленного.

Жители острова, спешащие на работу в Сиэтл, уже выстроились в длинную очередь в ожидании следующего парома. Многие дремали, откинув спинки кресел, чтобы не тратить время зря. Кассирша в будочке сказала Джейн, что следующий паром будет через полчаса, но мест на машинной палубе уже нет и нужно ждать следующего за ним.

– Я не могу ждать! – взмолилась Джейн. – Может, как-нибудь получится втиснуть меня на этот паром?

Кассирша покачала головой. Такие истории она выслушивала регулярно.

– Если вам нужно так срочно, поезжайте без машины, – предложила она.

Джейн развернулась, проехала чуть дальше и оставила автомобиль на стоянке. Пешком вернулась к посадочной площадке для пассажиров и стала ждать следующего парома. Повсюду вокруг были сонные люди в рабочей одежде, уткнувшиеся в свои мобильники, газеты и прочие предметы, лишь бы не встречаться взглядом с окружающими. Для такого количества народу на платформе царила необычайная тишина.

Джейн смотрела на них, и ей хотелось кричать. Хотелось выбить картонные стаканчики с кофе у них из рук и растоптать их телефоны. Как они смеют вести себя так, будто это самое обычное утро? Неужели они не знают, что ее сердце вырвано из груди? Неужели не знают, что она выгнала единственного в своей жизни мужчину, которого любила по-настоящему?

Неужели они не знают? Неужели не знают? Неужели не знают?

Ну разумеется, не знают, подумалось ей. Иначе они показывали бы на нее пальцами и смеялись. «Ну и дура», – сказали бы они.

Паром причалил к пристани, и с него сошли два усталых человека, видимо возвращавшиеся с ночной смены. Вскоре после этого объявили посадку, и молчаливые пассажиры устремились по сходням на палубу, спеша оказаться в кафетерии или забиться в какой-нибудь укромный уголок, чтобы спокойно продолжить свое одинокое утро. Джейн прошла вперед, устроилась неподалеку от двери, через которую им предстояло выходить, и стала смотреть из окна на то, как из серых сумерек возникают огни города.