Удар змеи - Александр Прозоров

Андрейка, поначалу переполненный впечатлениями, несколько устал и больше уже не сидел постоянно на носу, глядя то вниз, то по сторонам на проносящиеся берега. Тут Зверев и начал потихоньку обучать его навыкам боя на ножах, заодно и сам вспоминая уроки верного Пахома. До сумерек они занимались, потом князь с Мефодием шли спать, и после полуночи либо он, либо холоп меняли мальчишку, а уж перед рассветом менялись между собой. При корабельщиках Андрей пару раз сделал ему внушение, что ночью за судном надобно следить, дабы не напали тати ради грабежа. Без корабельщиков предупредил, что команды некоторых торговых судов тоже имеют привычку выкидывать пассажиров за борт, а имущество делить между собой. Так что следить следует не столько за берегами, сколько за ними. И чуть что — поднимать тревогу.

И мальчишка старательно бдел. Благо первая вахта всегда самая легкая.

С попутным ветром они пронеслись большую часть Днепра всего за пять дней, но на этом гонки кончились. Ушкуй уперся в знаменитые пороги: Кодаковский, Сурский, Лоханский, Звонецкий, Ненасытец, Вовниловский, Будиловский, Лишний, Вильный… Только успевай корабль на берег вытаскивать. Днепровские пороги оказались не просто разбросанными в реке камушками, а целыми скальными грядами, выпирающими из воды. Ни поверху проскочить, ни сторонкой проплыть. Утешало лишь то, что волоки были устроены сразу на обоих берегах, амбалы работали споро и умело — заторов не случалось. А легкий, с пустыми трюмами, ушкуй перепархивал от воды до воды словно перышко. Пять дней — и рыжий Андрей Васильевич смог снова смело поднять паруса.

Ветер был не то чтобы попутный — но вниз по течению, петляя от берега к берегу по широкой водной глади, идти позволял. Три дня — и они неспешно пробрались к Ачи-Кале. От крепости к ушкую тут же помчалась лодка с десятком гребцов, осман с наброшенной на голову белой тряпкой запросил два алтына за проход в воды империи. Андрей показал царскую подорожную — мытарь простил два алтына за право проплыть, но потребовал те же два за право торговли. Подорожная-то была купеческая. Пришлось раскошеливаться.

Вырвавшись в Черное море, ушкуй накренился от бокового ветра и пошел широкими галсами. Медленно — зато грести не нужно. Рыжий капитан ближе к вечеру отворачивал в море, а темной ночью медленно пробивался против ветра в сторону далекого берега. И на третий день ухитрился попасть почти к самой Балаклаве — даже Андрей узнал башни Чембало на высоко вздыбленном берегу.

— В бухту не заходи, — предупредил князь, — двигай вдоль берега. Мне нужен Кучук-Мускомский исар. Под ним у скалы должен быть причал.

— Большой? Коли на пару ладей — с моря среди волн можно и не разглядеть.

— Разглядим, — растирая виски, пообещал Зверев. — Верст пять от бухты, крепость на скалах. Трудно, мыслю, не заметить.

Тут он немного погорячился. Серая каменная кладка сливалась с унылыми скалами в единое целое, а закрывающая половину двора и часть внутренних стен виноградная лоза разрывала строгий силуэт крепости на неровные части. Если бы не алый стяг со звездой и полумесяцем, под лучами солнца ярко горящий на фоне неба, ушкуй легко бы проскочил мимо.

— Под него правь, — указал князь. — Только аккуратнее. Камни вокруг. Мало ли что там под водой…

Но скалы, отвесно возвышавшиеся высоко над волнами, похоже, так же круто уходили в глубину. Даже морская вода оставалась почти черной и непроглядной, пока путники не приблизились до десятка сажен. Только теперь стало видно и то, как удачно расположился причал здешнего исара. Оказалось, что начинающаяся далеко вверху расселина у моря образовывала небольшую бухточку с полсотни шагов длиной и десяти шириной. Порта не построить — но пара средних суденышек с легкостью могли тут спрятаться от непогоды. Сейчас здесь мерно покачивалась, протирая бока об осиновые отбойники, скромная одномачтовая шестивесельная фелука. Ушкуй превосходил ее размерами раза в полтора.

Охранявший причал, гладко бритый осман в высокой остроконечной шапочке и белой плиссированной пачке[16]ниже колен при виде гостей заметался, поднял откуда-то копье, грозно закричал.

— Посол русского государя к досточтимому Барас-Ахмет-паше! — Зверев вскинул над головой подорожную грамоту и список назначенных к выкупу служивых людей. Тихо добавил для тезки: — Ты причаливай, причаливай.

— Я тебе дам — причаливай! — перешел на нормальный русский язык янычар. — Наколю!

— Мой лучший друг досточтимый Барас-Ахмет-паша, наместник Крыма милостью всемудрого султана Сулеймана Великолепного, тебя самого тогда на кол посадит! — пообещал Зверев и перебрался из ушкуя на фелуку, из фелуки на причал, развернул свиток и ткнул пальцем в подпись и печать наместника: — Руку узнаешь? Не веришь — беги, доложи. Тебе все объяснят.

— Ага! Я уйду, а вы лодку угоните. Тогда меня точно на кол посадят.

— Тогда сторожи, — пожал плечами Зверев и повернулся к лодке: — Андрей, ферязь мою передай и свой кафтан нарядный с серебряной вышивкой надень. Мефодий, в мешке подарок для наместника лежит, броня вороненая. Давай ее сюда…

— А ну, плывите отсюда! — уже не так уверенно потребовал янычар.

Князь, не обращая на него внимания, развязал мешок, достал тройной бахтерец с черными пластинами на груди, развернул, встряхнул:

— Вроде все в порядке… О господи, бедная моя голова… Что скажешь, боец, достойный дар для моего друга?

На этот раз стражник промолчал. Но копье — поднял.

— Андрей, возьми грамоты. Ты их понесешь, а я броню. Да не бойся ты, боец. Замолвлю за тебя словечко, еще и награду получишь.

— Воины султана не боятся ничего в подлунном мире, — недовольно ответил янычар.

— Тебе что, даже свистка никакого не оставили, о гостях предупреждать? — удивился Андрей. — Надо будет и о сем другу своему сказать…

Он шагнул мимо охранника и стал забираться по узенькой, в полторы ступни, тропке, ведущей от камня к камню, мимо широких трещин и выпирающих над пропастью карнизов, поворачивающей в самых неожиданных местах и далеко огибающей на первый взгляд вполне безопасные уступы. Князь не спешил, мысли его были направлены на то, чтобы внушить побратиму предчувствие большой радости, и он опасался, отвлекшись, сделать неверный шаг. Да и приходить в гости запыхавшимся, как после гонки, тоже не следовало.

— Уму непостижимо! Неужели Барас-Ахмет-паша по этой тропе к причалу самолично ходит? И вверх, и вниз каждый раз, как в Балаклаву прокатиться захочется?

— Мы идем к татарскому паше? — поинтересовался Андрейка. — Он живет здесь? Почему ты назвал его другом? Ведь мы с татарами воюем! Они наших людей в рабство угоняют.

— А мы выкупаем, — перевел дух Зверев, потер виски. — Еще два-три месяца такой жизни, и моя башка сварится в крутое яйцо. Понимаешь, парень, чтобы добиться нужного результата, врагу лучше всего отрубить голову. Но если не отрубил, то ему приходится улыбаться, дарить подарки и называть его своим другом. Хотя бы ради тех, кто попался в его грязные лапы. Врать, изворачиваться, унижаться… Поганое ремесло дипломата. Ты вот что, Андрей. Как в крепость попадем, ты там лучше молчи. Просто молчи. Можно говорить «спасибо», «пожалуйста» и «очень рад». «Как хорошо» можешь сказать. Но ни в коем случае не то, что думаешь, понял? А лучше вовсе молчи.