Ожерелье императрицы - Владимир Кузьмин

Дон Мигель помолчал, вздохнул и продолжил:

– Наши отношения резко ухудшились. Граф уехал сначала в Мадрид, затем в Швейцарию. В Мадрид я последовал за ним открыто, далее сопровождал уже скрытно, хотя нам и пришлось неожиданно для меня встретиться в Лозанне.

Я следил за графом, и, по-моему, он догадался об этом. А когда он приобрел сейф, я счел, что он подозревает меня в возможности кражи… и вместо того, чтобы оскорбиться, решил украсть ожерелье. То есть не совсем украсть, а тайно забрать его, но после заплатить графу его стоимость. Тем более что у ювелира, к которому он обращался за оценкой, я ее вызнал в точности. И решил заплатить вдвое!

Я со всей тщательностью продумал план и даже заказал у ювелира копию, чтобы выгадать хотя бы немного времени и успеть скрыться с места замышляемого преступления.

– Вам сделали отвратительную копию, – сказала я.

– Да? А мне показалось…

– Ох, вы еще меньше нашего разбираетесь в драгоценных камнях.

– Откуда бы мне в них разбираться? Единственный бриллиант, который я держал в руках, был куплен мной в подарок…

– Сеньорите Арабелле? – закончила я его фразу.

– Так, а об этом вы как догадались? – не удержался от вопроса капитан.

– Название вашей шхуны написано поверх другого, – пришлось объяснять мне свою догадку. – Закрашено и написано хорошо, но все равно видно, что не столь давно было другое название.

– Действительно, так оно и есть. Хотя регистрация нового названия и стоит денег, но я позволил себе эту роскошь, чтобы лишний раз показать… Вот уж кто не соответствует своему имени, так это моя избранница.

– А что оно означает? – спросил Петя.

– Внимающая мольбам!

– Да, не соответствует! – согласился с доном Мигелем Петя.

Тут дон Мигель обреченно махнул рукой, а Петя вновь сочувственно вздохнул. У меня так и завертелось на языке словечко в адрес всех мужчин, которые слишком часто ведут себя глупо, но я промолчала, вернее, спросила совсем о другом.

– Вы говорили, что желали после похищения ожерелья заплатить графу?

– Я так и сделал.

– Странно, что мы ничего об этом не знаем, – удивилась я. – А можно ли вас спросить еще вот о чем: по рассказу секретаря Алексея Юрьевича мы знаем, что вы совместно скорее всего провели… не знаю, как это назвать?

– Операцию? – попробовал подсказать Петя.

– Да, пожалуй, что так: операцию с контрабандой. Так не могли бы вы сказать о ее сути?

– Простите, но это не мой секрет. Спросите у графа, ведь вы с ним знакомы.

– Граф Алексей Юрьевич Никитин был убит в своем доме в Лондоне в ту ночь, когда вы похитили ожерелье. Неужели вам это неизвестно?

– Помилуйте, откуда? – Дон Мигель был так искренне расстроен и удивлен, что сомнений в его правдивости у нас даже не возникло.

Мы рассказали коротко о печальных событиях той ночи, спросили, нет ли возможности попросить служанку ответить на некоторые наши вопросы, дон Мигель обещал ей написать письмо.

– Вот в чем дело, – сказал он после минутной задумчивости. – А я-то удивился, отчего мой денежный перевод не получен. Мне казалось, если бы граф догадался, что деньги от меня и не счел нужным их получить, так он сделал бы какое-то заявление, как-то известил меня. А так мне сообщили, что адресат выбыл.

Мы вновь немного помолчали.

– Собственно говоря, я пригласил вас, чтобы рассказать все это, разве что хотел обойти в разговоре причину, ко всему меня побудившую. И хотел просить совета: вернуть мне ожерелье или все же передать деньги графу в Россию?

– Похоже, что деньги, предназначенные вами в уплату столь необычно сделанной покупки, были всеми вашими сбережениями? Иначе отчего вы проявили столь большую заинтересованность в денежном призе за стрельбу?

– И тут вы правы, сеньорита. Однако это не столь важно. Пожалуй, теперь, зная о смерти графа, я просто обязан вернуть ожерелье.

– Я бы вам это посоветовала, даже будь граф жив. Потому что, как мне кажется, сеньорита Арабелла не приняла бы подарок, заполученный… давайте уж говорить правду, преступным путем.

– Я и сам уже так решил, но этот бес… в общем, он все еще дает о себе знать. Правда, я на днях получил письмо от друга, которое меня вдохновило. К моей избраннице сватался такой жених, что можно только мечтать. Но ему она отказала сразу, без всяких капризов.

– Вот видите. У вас есть надежда.

– Узнаю, когда вернусь в Испанию. Да, ожерелье!

Капитан подошел к бюро, примостившемуся в уголке его небольшой каюты, и, открыв один из ящиков, достал футляр.

– Вот оно, – сказал он, кладя футляр перед нами. – И куда мне его теперь девать?

Я зажмурилась, припоминая этот, а скорее весьма на него похожий футляр, что видела там, в Лондоне. Очень похожий футляр, но с уверенностью ведь сказать не могу. А Антон Петрович уверял, что благополучно довез футляр и его содержимое до особняка и передал графу непосредственно перед сном.

– Вы позволите взглянуть?

– Разумеется, поступайте, как сочтете нужным.

Ожерелье на первый взгляд показалось мне тем самым настоящим, и не знай я, что его не должно было быть в сейфе, который столь хитроумно вскрыл наш дон Мигель, я бы этим первым взглядом и ограничилась. Но сейчас я встала из-за стола и подошла к окну, но вовсе не затем, чтобы рассмотреть его при более ярком освещении. Я просто взяла и провела гранью одного из камней по стеклу. Раздался скрежет, но никакой царапины на стекле не осталось.

– Дон Мигель, не сочтите глупой шуткой, но это ожерелье фальшивое!

Петя, который знал все, что знала я, и, видимо, что-то подобное подозревал, и тот пришел в полнейшее изумление. Про капитана и говорить нечего.

– Не может быть! Столько трудов – и все напрасно! Не мог ожидать, что граф станет хвалиться фальшивкой.

– Уверяю вас, он вам показывал настоящее ожерелье. А существование этой второй фальшивки, помимо вашей первой, и для нас потрясение.

– Ой!

– Что такое, Петя?

– Я тут потянул за краешек подушечки в футляре, и она поднялась. А под ней письмо.

– Так. Я еще и чужие письма похитил, – горько пошутил дон Мигель.

– Оно не чужое, оно вам адресовано.

Письмо, вернее небольшая записка, уместившаяся на четверти листа, была адресована нашему капитану. Но он прочел ее вслух. Граф Никитин писал:

«Ох, амиго Мигель, как же я на тебя был сердит, да ты сам во всем виноват. Я по размышлении понял, что причина быть столь назойливым у тебя имелась, и уж наверное важная и деликатная, – не иначе как дело в некоей даме сердца! Еще я догадался, что ты изо всех сил и со всем умственным напряжением замышляешь похитить ожерелье, поставить меня пред таким ужасным фактом и всучить мне тем или иным способом деньги.