Капитанская дочка для пирата - Мирослава Адьяр

Стою истуканом и смотрю на похудевшего друга, что когда-то бегал по палубе и кричал: «Дядя Энзё! Дядя капитян, покатяй меня!».

Ария поворачивается ко мне, а в глазах стынут слезы. Неужели все потеряно?

Шаг. И еще. К его постели. А в сердце ледышка крутится и причиняет боль.

– Риччи, – сажусь рядом с Арией и касаюсь холодных пальцев лучшего на свете штурмана. – Как я без тебя? Не отпущу…

– Настойки ему уже не помогают, – говорит Ария тихо, почти шепотом. – Я могу облегчить боль, но не исцелить.

Она смотрит на меня так остро, пронзительно, добирается до самого донышка, до последнего темного кусочка души.

– Он слышит тебя, Энзо. Может и не отвечает, но знает, что ты здесь, – Ария поворачивается к Риччи и касается его взмокшего лба.

Я знаю, что должен сделать, но не могу. Что-то не дает, не пускает. В глазах сухо, будто я разучился плакать. А разве я умел? Никогда. Я даже на похоронах жен этого не делал и узнал, что мои слезы лечебные, случайно.

Как-то смеялись с Савьей до слез, а она головой резко мотнула, балуясь, и разбила о доску губу. Не сильно, испугалась больше и измазалась. Как сейчас помню: тянется пальчиком, стирает влагу с моего лица и убирает кровь из уголка рта. Малявка совсем, не больше пяти лет, кудряшечка, что так похожа на Весалию.

– Ты меня вымазал, буду умываться! – бормочет малышка, а ранка на глазах затягивается.

Воспоминания теплые и светлые делают меня уязвимым. Я впускаю их в себя, разрешаю им пытать мысли и терзать душу. Внучка, наверное, совсем взрослая стала, скучаю за ней.

Я должен успеть и помочь дорогим мне людям. Должен!

Арья за эти дни стала вести себя немного иначе. На прикосновения к груди реагировала остро, да и размер незначительно увеличился. Я все еще прислушивался к ощущениям и ждал, когда она признается, что у нее задержка, но не спешил с выводами. Вдруг это просто женские регулярные перемены.

С Миридой у нас дети появились не сразу, лет через пять после замужества, потому я могу сейчас ошибаться. Или просто слишком хотеть дочь или сына от Арии.

А вдруг не ошибаюсь?

И я понимаю, что если сейчас мы не поставим Риччи на ноги, то заблудимся. Четвертая точка сложная, прикрытая туманом на карте, и здесь нужен глаз-алмаз от Ишис и лучший штурман в мире. А Риччи, мой друг, единственная надежда, умирает у меня на глазах.

– Я не отпускаю тебя! – говорю, взяв его руку в свою. – Я не разрешаю тебе уходить, Риччи! Друг… Прости, что не сделал этого раньше.

Воспоминания катятся из меня, как песок. Рассыпаются по сердцу щемящим ощущением. Грудь сдавливает тягучей болью, и понимаю, что по щекам ползут горячие слезы.

– Скажешь кому о моем секрете, сам лично тебя прибью, – говорю с усмешкой и, стирая соленые капельки, прикладываю пальцы к его ране.

Ария – крохотный ураган, сразу же вливает ему в рот несколько глотков настойки из дар-травы.

– Если его будет так же колотить, как и меня в первый раз, то это исцеление Риччи лучше проспать, – говорит и собирает свои сокровища обратно в сумку.

Замирает на мгновение, сжимает в руке темно-желтый пузырек.

– Спасать любимых – правильно. Даже если каменному пирату для этого нужно заплакать, – смотрит на меня и медленно застегивает ремешки. – И если не ты, то кто? Команда – твоя семья, – крохотная ручка сжимает мое плечо. – Они все поймут.

Ловлю ее пальцы и целую в раскрытую ладонь.

– Я так благодарен тебе. За то, что вправила мне мозги.

Хмыкает себе под нос и цепляет сумку на бедро.

– Ты сам их себе вправил. Я просто предала тебе ускорение.

– Готова? Через час будем на месте, – встаю за ней. Я знаю ответ.

Она всегда готова, а вот я – нет.

Большая розовая губка.

Первое, что я могу сказать об острове, куда карта нас привела. Как здоровенная туша кита, выпотрошенная акулами, вывернутая костями наружу и брошенная посреди моря. Зрелище было настолько мерзким, что я едва подавила тошноту.

Остров больше остальных. Не просто кучка земли посреди бескрайней лазури. На восточном краю вверх тянулись странные, завитые в спирали колонны. Стояли они так плотно, что едва можно было различить просветы.

Это мог быть местный лес, не берусь судить. Берег же достаточно пологий и ровный, лишенный мясистых губчатых наростов.

Карта лежит в руке ледяным булыжником, пока никакого движения, и с каждой минутой в груди все тужа затягивается узел страха. Что-то здесь чужое, разумное. Не просто русалки, охочие до свежего мяса, или деревья-заключенные, а настоящее разумное Нечто. Кожей чувствую, как кто-то следит за Искрой.

Можно списать все на мою мнительность. В последнее время у меня быстро менялось настроение, любимая еда не лезла в горло. За день до третьей точки я удосужилась вспомнить, когда в последний раз видела кровь на белье.

Мы же с Энзо никогда…

Сжимаюсь от одной этой мысли. Хочу побежать к нему и поделиться, но торможу, одергиваю себя и откладываю. Не хочу лишних волнений. Дура, но не могу перебороть себя. Я могу справиться, дождаться, когда будет подходящее время. Я должна стоять с ним плечом к плечу, а не быть якорем на шее.

Неосознанно прижимаю руку к животу и смотрю, как пламя заката растекается по красноватой почве острова, окрашивая его густым багрянцем.

Энзо тихо говорит с командой и раздает поручения тем, кто остается охранять шлюпку.

Они сблизились, стали роднее и дружнее. Вчера даже с капитаном играли в крэпс. И мне показалось, что Энзо поддавался. Проиграл матросам ящик рома, да и позволил коку побаловать всех сладостями.

Федерико сегодня молчит и сонливо поглядывает в небо, будто считает закаты. Зачем, ума не приложу. Но парень за несколько дней стал мрачным и скрытным. Даже огрызнулся на меня один раз, когда я попыталась узнать, в чем дело.

– Ария! – зовет меня Энзо и, отделившись от толпы, идет навстречу. – Куда нам двигаться, моя путеводная звезда?

– Твоя путеводная звезда в крепкой спячке, – даю ему коснуться медальона и убедиться, что он холодный, как лед. – Нужно на берег. Нет смысла топтаться на палубе.

Свистом подзываю Бикуля и бросаю еще один взгляд на Федерико. Во имя потрохов медузы, что с ним творится?

На острове на удивление тихо, птицы щебечут вдалеке, вечер гуляет по песку и путает волосы. Здесь пахнет ванилью и жженым сахаром.

– Бабулька, когда булочки пекла из папиной муки, вот точно так на весь дом пахло, – говорит мечтательно Энзо и берет меня за руку. – Держись рядом. Хорошо? – он оборачивается на сына и тоже мрачнеет. Хмурит брови и поджимает губы.