Безумие - Кэтрин Ховелл

Когда она задала тот же вопрос в восьмой раз, протягивая фотографию какому-то мужчине, тот утвердительно кивнул.

– Я его знаю.

– Вы знакомы с ним?

– Что?

Элла жестом пригласила его выйти за дверь и, прихватив по пути Дэнниса, направилась к выходу. Они вышли из паба на улицу, освещенную фонарями. В прохладном вечернем воздухе стоял запах выхлопных газов.

– Вы уверены, что знаете его? – спросила Элла.

– Он же пластический хирург. Его фамилия Сойер.

Этому шатену с взлохмаченной гривой в черных джинсах и серой футболке с надписью «Сучий сын» было под тридцать.

– Он делал моей крошке операцию по увеличению груди. Классная работа, – рассказал он. – Она у меня стриптизерша. Теперь она стала зарабатывать бешеные бабки.

Элла спросила:

– Вы раньше видели этого человека здесь, в «Красном фазане»?

– Ну да, я видел его вчера вечером. – Он снова посмотрел на фотографию. – Точно, он был с этой цыпочкой. Я запомнил потому, что у нее совсем не было сисек, и я подумал, что если это его подружка, он сделает ей их бесплатно.

– Вы уверены, что видели этого человека в пабе вчера вечером? – спросил Дэннис.

– Сто пудов, это был он, – ответил мужчина.

– Вам приходилось видеть эту женщину здесь раньше?

Он отрицательно покачал головой.

– Можете описать ее?

– У нее не было сисек. Это все, что я помню.

– Она была высокая или низкая, худая или толстая? – стала расспрашивать Элла.

Мужчина неопределенно пожал плечами.

– Она была выше или ниже, чем детектив Маркони? – спросил Дэннис.

Мужчина окинул Эллу оценивающим взглядом с ног до головы, и та едва сдержалась, чтобы не сложить руки на груди.

– Я видел ее только сидящей и понятия не имею, какого она роста. Ах да, я вспомнил, у нее были костлявые руки. Я посмотрел на ее руки и подумал: ясно, почему у нее нет сисек.

– Значит, женщина была худой.

– У нее были худые костлявые руки. Это все, что я видел.

– А что насчет лица?

– Даже не могу вспомнить его. – Он пожал плечами. – Можно сказать, обыкновенное. Таких много. Ну, знаете, такие лица не запоминаются.

– Вы бы узнали ее, если бы увидели снова?

– Да нет, наверное.

Дэннис записал его имя, адрес и сказал, что утром заедет к нему, чтобы взять официальные показания.

– Без проблем. До встречи. – И мужчина вернулся в паб.

Элла засунула руки в карманы.

– Ну и типчик.

– По крайней мере, теперь мы знаем хоть что-то.

– И что мы знаем? – поинтересовалась Элла. – Теперь мы знаем, что Сойер был здесь и уехал отсюда с женщиной. И еще кое-что о ее внешности. Но вряд ли мы сможем найти женщину, зная, что у нее плоская грудь и худые кисти.

– Но описание внешности поможет Сойеру вспомнить ее, – возразил Дэннис. – А если она – наркодилер, то ребята из местного отделения должны знать ее. Займемся этим завтра.

Элла надавила большим пальцем на правый глаз, чтобы утихомирить нарастающую головную боль.

– Давай вернемся в бар и продолжим опрос.

Дальнейшие расспросы не увенчались успехом. Элла устала, особенно утомляло го. что в ответ люди только отрицательно качали головами. Уже перевалило за десять, когда они с Дэннисом решили уходить. Пробираясь к двери, им пришлось лавировать в потоках входящих и выходящих посетителей.

– Нам за ними не угнаться! – прокричали она Деннису прямо в ухо. Кто-то налетел на нее и толкнул, Элла оглянулась, но нахал уже скрылся в толпе.

– И это называется «приятно провести вечер»? – Она жестом показала на толпы у двери и хотела что-то добавить, как вдруг сильная мужская рука легла ей на бедро.

– Эй, крошка'.

Элла схватила грубияна за руку, отвела ее назад и в сторону, и через мгновение сучий сын валялся на тротуаре, завывая от боли. Не ослабляя хватки. Элла продолжалла заламывать ему руку, пока хорошо подвыпивший бедняга не взмолился. Его причитания привлекали внимание прохожих, которые останавливались, чтобы поглазеть на эту сцену и вдоволь посмеяться.

– Ему еще может пригодиться рука, – холодно заметил Деннис.

Элла на обратила внимания на его слова, а незадачливый ухажер уже закатывал глаза.

– Прошу прощения, – вдруг пробормотала она и, назидательно подняв указательный палец, отпустила руку мужчины.

Сучий сын подхватился и исчез в толпе зевак, Элла готова была расплакаться. У нее раскалывалась голова от музыки, духоты нот нелепости этой сцены. Ей показалось, что этому делу не будет конца, что они никогда не найдут Лачлана и семья так и не воссоединится, а она проведет остаток жизни, всматриваясь в лицо каждого темноглазого мальчишки и подсчитывая, сколько лет было бы этому ребенку.

Дин Ригби так и не появился у Криса и не перезвонил.

Крис пролежал на кровати всю ночь в раздумьях, не сомкнув глаз, и, когда медсестра вошла в палату, чтобы проверить пульс и давление, он сообщил ей о своем решении.

– Вы, должно быть, шутите, – удивилась она.

– Вы можете позвать сюда всех врачей и даже управляющего госпиталем, но я не изменю своего решения.

Медсестра позвала врача. Тот выслушал Криса и сказал: – Я не могу вас остановить, но я настоятельно рекомендовал бы вам этого не делать.

– Я вас прекрасно понимаю.

– Вы можете умереть.

– Я подпишу все необходимые бумаги.

Глория застала Криса за заполнением бумаг. Время для посещений еще не настало, но он догадался, что матери позвонил кто-то из медсестер.

Ткнув пальцем в бланки, разложенные перед Крисом, она заявила:

– Это еще одно доказательство того, что ты должен оставаться в больнице. Только сумасшедший решит уйти из больницы на следующий день после того, как и него стреляли.

– Я в порядке, – ответил Крис, поспешно подписывая очередной бланк. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы сидеть и разговаривать, читать и писать, а ведь ему предстояло еще многое сделать, прежде чем он окажется дома, в своей постели.

Врач настоял на том, чтобы вниз больного спустили на кресле-каталке. Крис согласился, чтобы избежать новых пререкании с матерью. Глория не проронила ни слова ни в лифте, ни в вестибюле госпиталя, ни на стоянке. Крис сел на переднее сиденье, а Глория отвезла кресло-каталку обратно и села за руль.