Призраки Замоскворечья - Анна Князева

Другое дело – теперь. О чем бы она ни думала, ее мысли сбивались на вчерашний рассказ Лебедева. Надежда задавала себе вопрос: кто у кого украл эту историю? И вообще, для чего люди рассказывают чужие истории? Она ответила на этот вопрос: для того, чтобы не рассказывать своих. Кто-то из них двоих скрывал самого себя, свою жизнь и свои намерения.

Притормозив у перекрестка, Надежда пропустила молодую женщину с коляской. Когда та перешла дорогу, тронулась с места и вспомнила мальчишку Мешакиных. Где-то он теперь? Кто смотрит на него, когда он спит? Кто меняет подгузники? Кто дает молочко? Вот ведь как в жизни бывает: на кого-то надышаться не могут, а кто-то плачет в сиротской кроватке. Думая об этом, Надежда почувствовала, как заныло в груди.

На следующем перекрестке пришлось ожидать долго. Светофор горел красным светом, толпы людей, маневрируя, двигались в двух направлениях – навстречу друг другу. От нечего делать Надежда огляделась вокруг. Справа от нее, в «Мерседесе», болтали две девушки. Одна из них между делом красила губы.

Слева, в светлом седане, сидели мужчина и женщина. Приглядевшись к ним, Надежда съехала вниз по сиденью и вжала голову в плечи. Сначала она узнала Диану и только потом Дениса. Он сидел за рулем.

Выдержав паузу, Надежда приподнялась и покосилась налево. Диана и Денис перебрасывались короткими фразами. После очередной фразы Дениса Диана шлепнула его по плечу, он бросил руль и обнял ее за шею.

Надежда рванула с места сразу, как только зажегся зеленый свет. Свернув на ненужную ей случайную улицу, затормозила и ткнулась горячим лбом в руль. Так сидела до тех пор, пока не успокоилась. Тогда пришло понимание: вокруг нее сплелась паутина, и было непонятно, кто из окружающих – свой, а кто – враг, чужой.

В ателье Надежду ждала еще одна новость, ее рассказала Ираида Самсоновна. В Сети опубликовали секретные документы, касающиеся финансирования предвыборной кампании партии «Возрождение демократии». Выяснилось, что финансирование производилось из фонда «Евразум», который, по сути, являлся иностранной некоммерческой организацией.

Информацию растиражировали новостные порталы, она прошла по телевидению, и эту тему уже обсуждали на различных ток-шоу.

Отгородившись на время от всего, что мешало работать, Надежда провела две примерки, переговорила с портными в пошивочном цехе и зашла к Соколову в закройную.

– Здравствуйте, Валентин Михайлович. – Взглянув на него, она буквально лишилась дара речи.

– Приветствую вас! – Он или нервничал, или был на невероятном подъеме.

– Вы сегодня такой элегантный…

И это была лишь скромная оценка того, как выглядел Соколов. На нем был темно-синий идеальный костюм, шелковый жилет и ослепительно-белая сорочка. Серебристые волосы, уложенные благородной волной на одну сторону, придавали ему аристократический, если не сказать царственный, вид.

– Куда-нибудь собрались?

Соколов ответил загадочно:

– Вопрос жизни и смерти.

Решив не лезть не в свое дело, Надежда покинула примерочную и, пройдя по коридору, в вестибюле встретила Астраханского.

– Давно не виделись, – пошутила она.

Лев ответил:

– Вчера ушел, не дослушав.

– Тронута. – Она пригласила его: – Идем ко мне в кабинет?

– Останемся лучше в гостиной. Я жду Протопопова.

– Все нормально? – Надежда прошла к дивану и села.

– Сегодня был у Рыбниковой, и она узнала меня.

– Есть прогресс?

– Небольшой.

– Как же она теперь?

– В каком смысле?

– Что с ее депутатством?

– О депутатстве речь не идет. Она и Селиванов теперь вне игры. Слышала про новый скандал?

– Слышала.

– Он их добил.

– Мне их не жалко, – проговорила Надежда. – Не самые хорошие люди.

– Что теперь говорить… – Лев тоже сел. – Ты хотела мне что-то сказать?

Надежда оглянулась:

– Виктория, оставьте нас ненадолго.

Ни слова не говоря, администратор вышла из комнаты.

– Ну? – спросил Астраханский.

– Вчера я нашла письмо.

Он уточнил:

– От кого?

– Старое письмо, которое с незапамятных времен хранится у матери. В коробке было много других, но это, конкретное, адресовано сестре той самой художницы Зоси.

– Которая умерла у черного хода?

– Письмо было отправлено за два месяца до убийства и пришло из Варшавы, от родственницы Лихоцких. В нем она сообщает, что в Варшаву приехал управляющий Лихоцких по фамилии Линц.

– Чем управлял этот Линц?

– Думаю, он управлял фабрикой «Ювелирная мануфактура Лихоцкого».

– Это серьезно…

– В нашем конкретном случае это не так серьезно, как увлекательно.

– Приехал он, и что?

– Линц рассказал, что самого фабриканта Лихоцкого расстреляли во дворе его дома, когда искали и не нашли спрятанные ценности.

– Об этом написали в письме? – спросил Астраханский.

– Не совсем. Дело в том, что мне удалось просмотреть материалы следствия по убийству Зоси Домбровской. Там были показания соседки Борщевой. Она сообщила, что незадого до смерти Лихоцкий и Линц привезли на подводах ящики и мешки.

– К дому?

– Я поняла так.

– И ты предполагаешь, что в них были ценности?

– Название «Ювелирная мануфактура» тебе ни о чем не говорит? – поинтересовалась Надежда.

– Ну, предположим.

– Они где-то здесь, – прошептала Надежда.

– Кто? – не понял Астраханский.

– Сокровища. Фабрикант Лихоцкий спрятал их в этом доме.

– Если бы спрятал, их бы давно нашли.

– Смотря как спрятать…

– Послушай, – Лев поднялся с дивана. – Все это похоже на бред.

Она попросила:

– Сядь, еще не все рассказала.

Он сел:

– Только давай побыстрее.

– В Варшаве этот самый Линц познакомился с мутным типом по имени Збигнев, дальним родственником Лихоцких, который жил в Польше. Спустя недолгое время Линца убили, а Збигнев уехал в Москву.

– Улавливаю твою мысль. Линц рассказал про сокровища, Збигнев убил его и отправился в Москву на поиски клада.

– И не просто в Москву. Он явился сюда и поселился в квартире Домбровских, пока они отдыхали в Гурзуфе. А когда Зося вернулась, Збигнев убил ее.

– Что же помешало ему продолжить поиск сокровищ?