Про психов - Мария Илизарова

– Как ему там работалось?

– Как устроился, сразу создал детский театр, где ставил с детьми древнегреческие трагедии и эпос, а также кино популярное, «Матрица», кажется, называется. Дети его очень любили, дома у нас часто бывали – я только успевала чай заваривать. Сейчас, понимаете, так не принято. Все так далеки друг от друга, если ты что-то делаешь сверх своих обязанностей – это уже подозрительно, в благие намерения не верит никто. Если он с детьми все время свободное проводит, то другие учителя тоже должны, получается? Это раздражало многих, для учителей теперь важен только ЕГЭ, а как дети растут – дело второстепенное. Последнее время Костя был взвинчен, возбужден, знаете, политика на него так действовала. Он был так счастлив из-за митингов, ходил чуть ли не на все сразу. Был увлечен, все время с блеском в глазах говорил, что история вышла на улицы. Даже хотел весь класс повести, чтобы дети оказались внутри исторического процесса и поняли, наконец, как зарождаются общественные движения.

Майя перестает записывать. Представляет Костю на митинге, бодрого, смелого, орущего лозунги.

– Майя Витальевна, поймите, Костя очень хороший, он необычный, правда! Но то, в чем его обвиняют, это так нелепо, так ужасно! Это неправда, естественно! Я не переживу всего этого кошмара, помогите, пожалуйста, Костик без детей не может, он учитель от Бога, понимаете. А после психушки – что с ним будет?! Ведь его бояться станут, презирать, жизнь его сломана будет навсегда. У нас в семье всегда все здоровы были, ничего психического не было, помогите, пожалуйста. – Она уже не может сдерживаться и готова на коленях умолять Майю Витальевну, сама не понимая, о чем.

Рыдая, роется в сумочке, вынимает деньги из кошелька:

– Пожалуйста, возьмите, я вас очень прошу – ведь единственный сын, кормите его получше, пожалуйста, он котлетки очень любит куриные, я вот принесла. Скажите, если лекарства надо купить хорошие, я куплю, у меня знакомые есть. Ведь идиотом станет, Майя Витальевна, помогите, я вас умоляю!!

– Перестаньте, перестаньте, пожалуйста, возьмите деньги – это не нужно.

В другой ситуации она взяла бы деньги. От таких вот «доплат» мало кто в больнице отказывается, разве что некоторые врачи старшего поколения, на генетическом уровне дрожащие от слова «взятка». Но те, кому нет пятидесяти, слово это знают, и оно, полностью лишившись своего стыдного и преступного оттенка, вызывает гораздо более приятные эмоции. Деньги в карман воспринимаются как справедливое вознаграждение. Конечно, деньги-то врачам за их по-настоящему тяжелый труд платят не унизительно маленькие, как раньше, но все равно недостаточные, чтобы отказываться. Да и не в деньгах дело. Взять деньги – значит проявить непослушание, хоть в чем-то оказаться сильнее и хитрее системы. Хоть где-то «сделать» ее. Система никогда не отблагодарит тебя за тяжелый труд, скорее просто выкинет на помойку, а конверт с деньгами представляет простое выражение благодарности одного человека другому, в чем мы все отчаянно нуждаемся. И от такого удовольствия в наши дни отказываются только сумасшедшие.

Вернулся папа, холодным взглядом окинул кабинет, заметил и слезы жены, и сумочку, из которой выглядывает кошелек, поморщился при виде пластиковых судочков с котлетами. Майя Витальевна решает задать и ему свои вопросы.

– Юрий Алексеевич, а вы что думаете по поводу сложившейся ситуации с вашим сыном? Что вы можете сказать про его психическое состояние в последнее время?

– В последнее время?! Да он всю жизнь был очень странный, с детства. Я все сделал, что от меня требовалось, ничего не помогло… Я запрещал, приводил примеры, наказывал, поощрял правильные поступки. Я старался быть хорошим отцом. Но он как будто не мой сын! Сами посудите: мы с Марией Николаевной строили дом, давно уже начали, как в Москву переехали. Все как положено. Я думал, мы вместе с ним это дело поднимать будем. Он был в этом доме от силы раз десять! Только ради матери приезжает, когда она умолить сумеет его превосходительство. Он мне вообще не помогает никогда – материально мы не нуждаемся, сами кому хочешь поможем, но ему ведь ничего настоящего не нужно: ни карьеры, ни праздников семейных, ни рыбалки – ничего! Мои друзья, вы поймите, – нормальные мужики, в серьезных погонах, все с сыновьями, на худой конец с зятьями! А я? Один раз в жизни взял его на охоту на лося. Чтоб вы понимали, это очень дорогая охота – лося бьют с вертолета, серьезная подготовка, не детский сад. Так он истерику закатил: орал так, что в вертолете слышно было, а там вообще-то ничего не слышно. «Сами в себя стреляйте, уроды вонючие, убийцы!» Так стыдно мне никогда в жизни не было. Я в таких кругах вращаюсь, где подобная сентиментальность за самое серьезное психическое расстройство считается. И ведь он знал, что эта поездка для меня важна, я про лося все ему заранее рассказал, это не сюрприз для него был. Полное неуважение, наплевательство на меня! Он всегда был ко мне абсолютно равнодушен, все мое ему было противно. Ему годика четыре было – он меня спрашивает: папа, а ты убийца, да?

Никогда с ним по-человечески договориться ни о чем нельзя, полная безответственность и слюнтяйство. Вам тут мама, знаю, наговорила про него, что он чувствительная художественная натура. По мне – он самое настоящее отклонение! Нормальные мужские вещи он всегда презирал и ненавидел, скандалил чуть что, писался еще лет в пять, ни одной женщины я с ним ни разу не видел. Я ему аспирантуру устроил с таким трудом, и не в педагогическом, а в РГГУ, так он ее через год бросил! Так что я допускаю, что все, что Ясень говорит, – это правда. Вышестоящему начальству морду расквасить – это же надо до такого дойти! А если бы он его убил? А вы знаете, что на него дело завели о причинении тяжких телесных повреждений, возможно, еще и покушение на убийство предъявят. Так что он – самый настоящий псих, и вылечите его, пожалуйста, если можете, конечно. В чем я сильно сомневаюсь!

Мама смотрит на него в ужасе:

– Ты не говорил мне про уголовное дело, это что – серьезно?

Майя Витальевна сидит ошарашенная: редко кто из родственников, тем более отцов, не только вот так сразу соглашается с тем, что их ребенок психически болен, но еще и настаивает на этом. Он действительно его совсем не любит, как обидно…

Костин папа тем временем собрался, вернул себе самообладание и деловым тоном говорит:

– Майя Витальевна, давайте сразу договоримся: все, что касается режима питания, одежды, котлеток и так далее, – это вы с женой решайте. Серьезные вопросы я хотел бы обсудить с заведующей. Подскажите-ка, где я могу найти ее и имя-отчество?

– Я – лечащий врач Кости, все вопросы вы можете обсудить со мной.

Уверенность покидает ее, ей ясно давали понять, что она никто, все вопросы – с начальством, а она – солдатик: «слушаюсь, товарищ командир». Утренняя обида и беспомощность опять замаячили в области горла. Но ей есть за что бороться, и она разом переходит на специальный врачебный тон.

Расписание приемных часов на двери отделения висит, заведующая работает каждый день – приходите, ищите. Мол, у вас своя мафия, у нас – своя. Но надежда на союз с родителями Кости исчезает, не успев толком зародиться.