Пуля на закуску - Дженнифер Рардин

Никакой мебели в этой оружейной не было. Место для спарринга? Если так, то скоро сама выясню. Рауль широкими шагами прошел в угол и снял со стены ножны, в которых оказалось лезвие, подобное тому, что я держала во сне. Пророческий сон, правда?

— Этот шемшир создал один аманха зейя, — сказал Рауль, вынул из ножен и подал мне рукоятью вперед сверкающий серебром клинок, легший мне в руку так, будто для нее и был сделан. Я еще восхищалась его балансировкой, как Рауль пояснил: — Это значит, что он способен убить нефралима.

Он перешел к ящикам и вынул из них комплект черных доспехов, не весящий почти ничего. Но Рауль меня заверил, что он способен остановить пулю, хотя силой удара меня все равно свалит на землю.

— Впрочем, от Магистрата этого опасаться не приходится. Эти доспехи должны защитить тебя от ударов его бича. Боюсь, что ты все-таки ощутишь его жало.

Я могла бы сказать что-нибудь этакое самоуверенное, например: «Боль мне не в диковинку». И это было бы правдой, но глупо бросаться кручеными мячами в карму, зная, с какой радостью она отобьет их в тебя. Поэтому я лишь кивнула в знак благодарности.

— Ты как фехтуешь? — спросил Рауль, сняв со стены такой же меч, как был у меня.

— Лучше, чем когда-то.

Чуть не потеряв некоторые части тела в поединке с Десмондом Йелем, я всячески выкраивала между заданиями время на тренировки. Получалось два часа в день с самым лучшим инструктором, которого мне удалось найти.

Вайль был учителем терпеливым, но строгим. К концу первой недели меня тошнило уже от слов: «Следи за стойкой».

«Вайль, — сказала я однажды, в раздражении вытирая пот с бровей. — Какого черта? Я же здесь не к олимпийским играм готовлюсь!»

«Здесь» — это был спортзал, принадлежащий отставному агенту, который разрешил нам его использовать после рабочего дня.

Увидев красную искру в глазах Вайля, я сообразила, что разозлила его, но мне уже было все равно. Мне было жарко, потно, липко и — да, досадно, что все это совсем не ради развлечения. Забудем, что это был мой собственный выбор, что к Вайлю я должна относиться с уважением за то, что дает мне оперативный простор, который казался мне необходимым.

Не зная невысказанных причин моей досады, Вайль ответил на мои слова.

«Правильная стойка позволяет держать равновесие, необходимое для боя. Не дает слишком быстро устать. К тому же без нее ты телеграфируешь противнику о своих движениях задолго до того, как их сделаешь».

«А!»

На кривых клинках мы с Вайлем никогда не фехтовали, но я решила, что преподанные им основы послужат мне и здесь. Я встала в позицию, и сразу между мной и Раулем завязался жаркий бой. Примерно каждую минуту он останавливался и говорил что-то вроде: «Смотри, вот если бы ты повернула клинок так, могла бы обезоружить меня на этом взмахе». Он показал мне несколько приемов, пригодных именно для этого оружия, и через полчаса у меня уже было ощущение, что я родилась с этим мечом в руке.

— Ты быстро схватываешь, — сказал Рауль, когда наконец прекратил поединок.

— Это всего лишь защитный механизм, — ответила я, вкладывая клинок в ножны. — Поскольку первыми учителями были у меня родители, а стоило нам понять не с первого слова, начинался ор, пришлось научиться быстро схватывать.

Я увидела эту мысль на лице Рауля, хотя ему хватило доброты не сказать вслух: «Неудивительно, что твоя мать в аду». Ага. И это он даже половины не знает.

— Возьми доспехи, — сказал он. — И еще один предмет я тебе должен выдать перед тем, как ты уйдешь.

Я сгребла свое барахло и вышла за ним в волшебный зал.

Он напоминал на ювелирную лавку — столько здесь было стоек с ожерельями, браслетами и прочими побрякушками, что серьезно подбирающая себе украшения девушка застряла бы не на один день. Рауль отвел меня прямо в глубину комнаты, где стояла запертая стеклянная витрина с какими-то старинными вещами на фоне черного бархата. Он отпер дверцу и сказал:

— Ты должна запомнить: ни за что не давай Магистрату к себе прикасаться. Мы не знаем точно, как он сумел в первый раз вытащить тебя из тела, но знаем, что стоило это ему недешево — в смысле и сил, и времени. Вот почему он хочет, чтобы во второй раз ты большую часть работы проделала сама. Так как ты не желаешь добровольно покидать тело, он найдет способ вызывать исход — если сможет. Но он не сможет, если не сумеет дотронуться до тебя физически.

— Или убить.

Рауль посмотрел на меня, без слов давая понять, что этого можно было и не говорить.

— Разумеется.

Из витрины он достал резной восьмиугольный синевато-белый камень и протянул мне.

— Какая красота, — сказала я.

— Это лучше носить поближе к центру тела, — ответил он. — В прежние века люди надевали его на длинной цепи под одежду. Но у тебя есть достаточно удобный пирсинг, и я взял на себя смелость смонтировать этот камень на стержне.

— Класс! — Заменив бывший на мне золотой стерженек камнем, я спросила: — А что он делает?

— Защищает душу во время битвы. Закроет тебя от любой атаки Магистрата, если случится худшее.

— Спасибо. От всего сердца.

Рауль кивнул:

— Жаль, что я не могу сделать больше.

Он замолчал, покачал головой. Посмотрел на меня из-под опухших век, и этот взгляд говорил: «Будь я таким, каким должен быть, я бы сделал больше».

— Правила есть правила, — сказала я просто. — Только я пока еще не все их понимаю. И с половиной не соглашаюсь, когда мне их объяснят. Но иногда понимаю, что только они отличают меня от тех, против кого посылает меня Пит. — Я посмотрела на него честным взглядом, которого он заслужил. — Ценю твою помощь, но не жду, что ты будешь за меня делать мою работу или вытягивать шею так, что она хрустнет.

Ну, если вспомнить мою первую смерть, то метафора не самая подходящая. Мы посмотрели друг на друга три секунды — и оба улыбнулись.

— Ты поразительна, — сказал Рауль.

Его слова меня согрели, поскольку искренних комплиментов я давно уже не слышала. И я позволила этим словам нести меня обратно домой, повторяла их снова и снова, готовясь к встрече с Магистратом, пристегивая меч за спину специальным ремнем, который дал мне Рауль, полностью скрытым под однотонной коричневой рубахой и черным хиджабом.

— Я поразительна, — сказала я своему отражению в зеркале ванной.

Кажется, оно не до конца поверило. Может, слишком напряженно пыталось вспомнить свое первое посещение ада. Не встречу с мамой — ее вспоминать тяжело и не нужно. До того, когда Ульдин Бейт представила свое дело Магистрату и его суду. Что-то в этой сцене такое, что заставило меня отдать мое умение тасовать карты — как бы я хотела его вернуть вот прямо сейчас! Этой жертвы потребовало что-то такое, чего я не могу вспомнить.