Как мы не стали бандой - Глеб Черкасов

— Ты, что ли, Яныч, мне сказали тебе машину показать.

Хубариев кивнул и пошел к большому джипу.

Анатолий Федорович заканчивал подводить калькуляцию и думал звать аристократию мастерской на обед, сварена была большая кастрюля харчо. Внезапно раздался страшный крик. Хозяин с ужасом узнал Димин голос.

1989 ГОД

Антон Маяков, Петр Кислицын

Антон почти достоял в небольшой очереди за мороженым и уже окончательно определился с покупкой: сливочный пломбир за двадцать копеек, жаль, что не в стаканчике, но все равно вкусно.

Обстановка изменилась в считаные секунды. Группа молодых людей в тренировочных штанах подошла к киоску и занялась покупками. Пропустили вперед какую-то старушку — проходи, бабка, купи себе эскимо погрызть напоследок, — остальные должны были ждать. Спорить никто не стал. Антон клял себя за желание подкрепиться перед «долгой» получасовой дорогой домой. Что, рядом с домом мороженого не продавали, что ли. А вот теперь стой, обтекай холодным потом.

Вот уже три года по центральным московским школам ходили лютые слухи о парнях с окраины, которые лупят смертным боем всех, кто им попадется под руку. Особенно доставалось неформалам: хиппи, панкам и металлистам. Район на район, кажется, дрались всегда, но вот теперь эти сражения приобрели идеологическую окраску.

Советская молодежь, стройными рядами выступавшая за мир и социализм, стремительно распадалась на отдельные группы. Да, все были за мир и социализм, не особенно вдаваясь в подробности, что это такое, но в остальном различия перли в полном соответствии с гормонами.

Неожиданно стало много самой разной музыки. Она и раньше существовала, но вот, например, Антон понял, что ежедневно узнаёт название новой группы. Он поначалу не очень ориентировался в них, равно как и во вкусах, но потом придумал отличный, как ему казалось, ход. Все вокруг были металлисты или депешисты (и это был очень важный выбор), а Антон Маяков, отличающийся от всех на все сто, декларировал любовь к временам хиппи и группам того времени. Начал он с Битлов, а потом перешел на всякий арт-рок. У Сергея Владиленовича оказалась недурная коллекция пластинок. Музыкальный выбор еще больше отдалил его от одноклассников.

Музыка рассорила Антона и Стаса.

В «Юбилейном» был мегаконцерт: первое отделение — взлетающий все выше и выше бит-квартет «Секрет», второе — легендарная «Машина времени». Неполадки начались с самого начала: из компании в последний момент, когда уже собирались ехать за билетами, соскочил Димка, видите ли, у него возникли какие-то срочные дела. Петя потерялся из жизни гораздо раньше. Домашнего телефона у него не было, а сам он чего-то звонить перестал. Если бы они были вчетвером или втроем, спор о достоинствах и недостатках молодых Леонидова и Фоменко из Питера и мастодонтов Макаревича и Кутикова из Москвы вряд ли бы приобрел столь резкие формы — либо Дима сказал бы что-то примирительное, либо Петя перевел разговор в какую-нибудь туповатую, на нынешний вкус Антона, шутку. Но их оставалось двое. Стасу нравилось подтрунивать над Маяковым, пока тот не начинал обидчиво орать. В этот раз разговор получился как-то совсем нервным.

После этого концерта Антон и Стас перезваниваться перестали. На прямой вопрос Сергея Владиленовича его сын буркнул что-то про задаваку и пижона, чем неожиданно порадовал своих родителей, особенно маму. Он и сам не понял причин. Раиса Николаевна твердо намекала на то, что ради движения вперед Антон должен общаться с образованными и интеллигентными сверстниками. В противном случае и без того сомнительные перспективы сына станут совсем туманными. Стас Линькович, кажется, подходил по всем параметрам, но вот общение с ним мать почему-то напрягало.

Так Антон остался совсем без близких друзей. В седьмом классе книгочей Маяков водил дружбу с компанией двоечников и прогульщиков. Он быстро выбился в генераторы идей. Именно Маякову пришла в голову мысль объявить неформальный чемпионат по прогулам. Соревнование длилось недели три и было прервано после того, как вечером в программе «Мир и молодежь» показали целых три минуты песни «Скорпионс». Программу повторяли утром, и почти полкласса ушли с математики смотреть «Скорпов» еще раз. После этого всем школьникам выдали по первое число, и Антон под давлением обстоятельств был вынужден сойти с дистанции. Призовую тройку — приятелей Маякова — из школы выгнали. Его пощадили. Как выяснилось потом, дедушка позвонил директрисе. После этого в школе он остался совсем на отшибе.

Впрочем, всех их немного сплотила внешняя угроза. В классе не было ни панков, ни металлистов, ни хиппи. Но парней из дальних районов они боялись все равно.

Черно-белую картину мира, в которой на мирных обитателей центра нападают гады с окраин, не поколебало даже то, что как-то на концерте новых российских групп каких-то хулиганов, мешавших слушать музыку, отбуцкала орава металлистов из дальнего района Москвы.

Опасения Антона укрепляли его сомнения в собственной физической форме. Он не умел и поэтому не любил драться. Выпрошенное у родителей освобождение от физкультуры дало всходы общей рыхлостью. Осознание слабости подрывало дух — Маяков был уверен, что если схлестнется с кем-то, то его обязательно сильно поколотят. Немного выручал внушительный внешний вид. К нему не цеплялись. Правда, и сам Антон старался не забираться в края, где могли навредить ему. А что, собственно, было делать не в центре?

Мимо района, в который занесла его злая судьба, он часто проезжал по дороге в Северянку. Но думал ли Антон, сидя в электричке и любуясь на ряды одинаковых домов, что ему когда-то придется ходить между ними, обмирая от перспективы встречи с брутальными аборигенами.

Поездка, увы, была неизбежна. Борис Ельцин с разносом уволил деда из горкома. Потрясение от публичной выволочки через полгода свело опытного партийца в могилу. Однако связи его по-прежнему работали. Старый товарищ деда, главный врач поликлиники, обещал справку, которая позволила бы Антону Маякову гарантированно не ходить в армию из-за редкого желудочного заболевания. А также освобождала первокурсника от всяких глупостей вроде картошки, с которой можно было привезти, по образному выражению отца, «только гепатит и, если очень повезет, триппер».

Но в поликлинике, которая крайне удачно расположилась на Сивцевом Вражке, справку получить было нельзя и подъехать на Кутузовский, где квартировал доктор, тоже. Предстояло добраться до этого самого чертового района, найти дом, в котором жила доверенная медсестра, получить справку и отдать конверт, в котором, как предполагал Антон, лежал гонорар. Медицина, в том числе и близкая к ЦК, вместе со всей страной стремительно переходила на хозрасчет.