Год Мужчины. Эффект женщины - Александр Гордиенко

– Да что тут думать, я им весь этот бизнес с нашими девчонками поломаю. Тоже мне, нашли скаковых лошадей, на которых можно делать ставки и протискивать в финал «серых» лошадок.

Вопрос у Наума возник после того, как Борисов прислал Железнову эсэмэс о том, что за Старикову, девушку с одним из самых низких стартовых рейтингов, во всех пяти турах сегодняшней игры голосовали одни и те же люди – семнадцать членов жюри. По просьбе Железнова Андрей после окончания игры провел анализ голосования в парах, в которых принимала участие Старикова, и без труда выявил людей, которые голосовали только за нее, несмотря на то, что соперницами у нее были более яркие и эффектные участницы, имеющие существенно более высокий рейтинг.

Небольшим утешением послужило то, что в финале игры победила все-таки Женя Фирсова со счетом 34/17, что свидетельствовало о том, что ни один из не подкупленных членов жюри за Старикову не проголосовал.

– Тотализатор – это же криминал, ты сам говорил, – на лице Наума явно просматривалась брезгливость. – И как мы с ними будем бороться? Пойдем в полицию?

– Няма, не смеши меня за здесь, как я сказал бы, если бы жил в Одессе. Формально нет состава преступления. Что мы можем сказать в полиции? Что одни и те же семнадцать членов жюри в течение пяти туров игры голосовали за одну и ту же девушку? Что вероятность такого события близка к нулю? Не доказуемо.

Железнов прикурил очередную сигарету.

– Не доказуемо, что кто-то брал деньги за то, чтобы голосовать за одну и ту же конкретную девушку. Неизвестно, где и как проводился этот самый тотализатор. Это мы с тобой сложили два и два и с очень большой долей вероятности предполагаем, что он проводился и именно в его целях были подкуплены семнадцать членов жюри. Причем я практически уверен, что и членов нашего жюри использовали втемную…

– Это как – втемную?

– Втемную – это значит, что их обманули. Например, всех членов жюри посетил один и тот же внешне добропорядочный и респектабельный человек, который объяснил, что Старикова – это его пассия или дочь, не суть, и он хочет, чтобы она выглядела «достойно». То есть, в силу естественных причин, выиграть ей не светит, но, если уж и проигрывать, то не на ноль, а чтобы у нее было бы набрано хотя бы несколько голосов, дабы не травмировать еще молодую девушку, за что он заранее, перед игрой, готов щедро отблагодарить. Более того, я уверен, что сама Старикова – ни сном ни духом. «Они» из всех участниц выбрали самую что ни на есть «серую» и поставили на нее, по-видимому, большие деньги, с расчетом, что она обязательно выиграет игру.

– Или выйдет в финал.

– Да, ты прав, может быть, и так.

– И что мы будем делать? – Наум вернулся к исходному вопросу.

– Как что?! Будем менять схему формирования жюри. Сейчас оно выбирается из числа телезрителей, верно предсказавших победительницу предыдущей игры…

– Фактически те, кто мог бы выиграть в тотализаторе при честных правилах игры.

– Ты прав. Естественно, или мы эту схему поломаем, или закроем информацию о составе жюри.

– «Им» это не понравится. Будут «накатывать».

– Скорее всего. Но будем устранять неприятности по мере их поступления. Ладно, Ням, поздно. Не сочти меня за гада, но предлагаю тебе выметаться домой.

– Согласен. Пора спать. Слушай, Саня, а ты что, действительно хочешь переговорить с Фирсовой относительно Андрюхи?

– Да, конечно. Причем завтра же, пока у нее не закружилась голова от рекламных контрактов.

– Думаешь?

– Няма, ты в каком мире живешь? У нас в рекламном отделе на победительниц каждой игры очередь стоит – каждая из них будет участвовать в главном финале с теоретической возможностью его выиграть. Фирсова – уже миллионерша. И будет стричь купоны со своей победы как минимум с год. И все, кто прошли в финальную игру, – тако ж.

– Саня! Ну почему не мы?! А, Сань? Может, и мне, как Андрюхе, поспособствуешь познакомить с финалисткой?

– Не ерничай. В части познакомиться, на мой взгляд, тебе равных нет.

Наум довольно улыбнулся: «Истину глаголешь».

– А вот когда встретишь серьезную женщину и получишь от ворот поворот, вот тогда я тебе подскажу, как выглядеть высокообразованным интеллектуалом.

– И как? Я так прям к ней сейчас и поеду.

– Вместо банального приглашения домой «на чашечку кофе», которая известно, чем заканчивается, произносишь фразу, вгоняющую в ступор своей неординарностью.

– Да? И какую же? Чего такого я еще не знаю?

– Вместо тривиальной «чашечки кофе» предлагаешь отдать ей самое ценное и уникальное, что у тебя есть – свою генетическую информацию! – несколько секунд Наум сам находился в ступоре, вникая в смысл, потом весело заржал, произнес: – Гениально. Грамотно. Необычно, – и двинулся на выход. Уже у двери Наум притормозил:

– А если она не поймет?

– Наум, я все-таки надеюсь, что твои (!) девушки должны знать байку про 46 хромосом. Иначе… Все! Иди уже!

Закрыв за Наумом дверь, Железнов подумал, что помимо всех сегодняшних передряг на игре что-то сегодня еще было неправильно. Лишь когда принимал душ, до него дошло – Катя. За весь день ни разу не зашла, не позвонила и не написала. Странно это. Повзрослела? Или изменила тактику.

Восточная Австрия. В 30-ти километрах от восточной границы

7 апреля 1945 года. 13.55 по местному времени

Расставшись с настоятельницей, Алексей остановился посредине внутреннего дворика монастыря, размышляя о том, что не так часто на войне выдается возможность вот так никуда не спешить, а спокойно вздремнуть за крепкими стенами средневекового замка под набирающим силу, но еще не палящим весенним солнцем. Размышления прервал Титыч:

– Командир, я тут спальное место оборудовал, – старший сержант показал на пару длинных лавок, поставленных рядом друг с другом в углу монастырского двора. – Можно придавить минут шестьсот.

– Лавки где взял?

– Дак тут и взял. По-над стенками стояли, – поймав пристальный взгляд командира, продолжил: – Так завтра с утра и вернем. На Родину не повезем.

– Хорошо. Титыч, тут сейчас появятся монахини с посудой, так ты накорми их.

– Да хоть с ложечки, товарищ старший лейтенант. Каждую и накормлю.

– Надорвешься. Их тут сорок три единицы.

– Да вы что? И где попрятались?

– По кельям. На втором этаже. Ты вот что, Титыч, проследи, чтобы наши интенданты не жлобились, накорми их как своих.

– Вы бы сами поели, товарищ старший лейтенант.

Осадчий, сидя на импровизированной кровати, доедал миску с кашей, щедро сдобренную мясом, и с интересом наблюдал, как со второго этажа по лестнице в трапезную спускаются монашки – все в темных длинных одеяниях, все – с покрытой головой, кто – в платке, а кто накинув на голову капюшон, все – молча, не разговаривая между собой.