Труженики моря - Виктор Гюго

Услуга, оказанная морем, бесследно исчезла. Казалось, море, безропотно подчинившееся человеку, затаило злобную мысль.

Правда, беда, причиненная приливом, была поправима: ее должен исправить отлив.

Труба, имевшая три сажени в вышину, входила в остов Дюранды на восемь футов. Уровень воды при полном отливе понизится на двенадцать футов; таким образом, во время отлива между верхушкой трубы и Дюрандой образуется расстояние в четыре фута, вполне достаточное для того, чтобы беспрепятственно пройти.

Но сколько времени уйдет на освобождение? Шесть часов.

Через шесть часов будет почти полночь. Как можно решиться в такой час начать плавание по этим опасным местам, как пройти среди рифов, которые столь коварны даже днем, как рискнуть в глубокой тьме лавировать среди подводных ловушек, таящихся на каждом шагу?

Поневоле приходилось ожидать до утра. Потеря шести часов влекла за собой потерю еще двенадцати. Нечего было и думать о том, чтобы открыть вход в пролив. Загородка была необходима на время следующего прилива.

Жиллиат был вынужден отдыхать.

За все время, проведенное им на Дуврских скалах, ему ни разу не доводилось сидеть сложа руки.

Этот вынужденный отдых огорчал и раздражал Жиллиата, и ему казалось, что он кругом виноват. Жиллиат думал: «Что сказала бы обо мне Дерюшетта, если бы видела, как я сижу и бездельничаю?»

Впрочем, ему было вовсе не вредно пополнить силы.

Барка теперь в его распоряжении, и он решил провести в ней ночь. Жиллиат взобрался на Большой Дувр, чтобы взять свою овчину, спустился, поужинал несколькими раковинами и морскими орехами, выпил последнюю каплю пресной воды из жестянки, завернулся в овчину, лег, как сторожевая собака, подле машины, надвинул капюшон на глаза и заснул.

Он спал крепко. Так спят люди, завершившие трудное дело.

Посреди ночи он внезапно проснулся и открыл глаза.

Дуврские скалы над его головой были ярко освещены. На черных каменных массивах лежали отблески какого-то огня.

Откуда шел этот свет? От воды.

Море выглядело необычайно. Казалось, вся его поверхность охвачена пожаром. Повсюду, куда только хватало глаз, волны пылали. То не было красное пламя, оно нисколько не походило на живое полыхание, вырывающееся из горнов или кратеров вулканов. Ни жáра, ни треска, ни пурпурового цвета; синеватые полосы на волнах напоминали складки савана; бледный, мертвенный свет дрожал на поверхности воды: это был не пожар, а лишь призрак пожара.

Блуждающий огонь, свет, озаряющий по ночам гробницы, пламя, являющееся во сне. Как будто воспламенившаяся тьма. Ночь, беспредельная, мутная ночь, походила на топливо для этого холодного огня. То был странный свет, сотканный из темноты. Тень казалась неотъемлемой частью призрачного пламени.

Ламаншские моряки хорошо знают эти фосфорические явления, таящие опасности для мореплавателя.

При таком свете предметы утрачивают свои реальные очертания. Игра света делает их прозрачными. Утесы начинают казаться лишь контурами, канаты от якорей похожи на железные полосы, раскаленные добела. Рыбачьи сети словно сплетены из огненных нитей. Половина весла как будто сделана из черного дерева, другая, находящаяся под водой, – из серебра. Капли воды, падающие с весел, освещают морскую поверхность звездами. Плывущая лодка оставляет на поверхности моря огненный след наподобие кометы. Промокшие матросы кажутся таинственными светящимися существами. Погрузив руку в воду, вы извлекаете ее, покрытую жидким пламенем; но огонь этот мертв и не жжет. Рука превращается в горящую головешку. Все предметы, погруженные в море, горят. Пена мечет искры. Рыбы становятся огненными языками и молниями, извивающимися в бледной глубине.

Этот странный свет проник сквозь смеженные ресницы Жиллиата и разбудил его.

Он проснулся как раз вовремя.

Отлив закончился, и начинался новый прилив. Труба, высвободившаяся во время сна Жиллиата, вскоре опять должна была попасть в капкан, висящий над ней.

Она медленно поднималась. Между трубой и остовом парохода оставалось не больше фута.

Уровень воды увеличивается на один фут приблизительно за полчаса. Жиллиат, желавший воспользоваться тем, что труба освободилась, имел в распоряжении 30 минут.

Он вскочил. Хотя и очень торопился, все же не мог не остановиться на несколько мгновений, любуясь фосфорическим блеском воды.

Жиллиат прекрасно знал море. Несмотря на то что оно было коварно и часто обходилось с ним жестоко, море все же являлось его другом. Жиллиат умел угадывать все тайные мысли загадочного великана. Погруженный в одиночество, задумчивый и наблюдательный, он научился предсказывать погоду.

Отвязав канат, Жиллиат освободил барку. Он ухватился за багор и, отталкиваясь от утесов, отвел ее от остова Дюранды к самому выходу из пролива. Не прошло и десяти минут, как лодка находилась вне поля внешнего корпуса парохода. Теперь можно не опасаться, что труба окажется вновь заключенной в ловушку. Прилив был уже не страшен.

Однако Жиллиат, очевидно, пока не собирался в путь.

Он еще несколько минут рассматривал светящееся море, затем поднял якоря. Но не сложил их в барку, а вновь поставил прочно, правда, ближе к выходу из пролива.

До сих пор Жиллиат обходился своими двумя якорями и не прибегал к помощи маленького якоря Дюранды, найденного им среди обломков. Но на всякий случай он положил его на дно барки вместе с приготовленными канатом и блоком, причем на канате сделал ряд узлов. Теперь Жиллиат бросил и этот третий якорь, прикрепив его добавочным канатом, один конец которого продел через якорное кольцо, а другой – крепко привязал к носу лодки. Таким образом, якоря были теперь расположены в виде гусиной лапы и держали барку гораздо крепче. Это указывало на то, что предусмотрительность Жиллиата удвоилась. Моряк усмотрел бы в таких приготовлениях опасение перед надвигающимся ветром, что может застать судно врасплох.

Свечение моря, за которым Жиллиат постоянно наблюдал, беспокоило его, но в то же время приносило ему пользу. Не будь этого света, он продолжал бы спать и оказался бы пленником опасной ночи. Фосфорический блеск разбудил его и теперь помогал ему в работе.

Свет беспокоил Жиллиата, однако он указал ему на опасность и освещал все кругом. Благодаря ему лодка, на которой находилась машина, освободилась, и Жиллиат мог в любую минуту поднять на ней паруса.

Но, казалось, он все меньше и меньше думал об отъезде. Покончив с баркой, отправился в свой склад, разыскал там крепкую цепь, привязал ее к гвоздям, вбитым в Дуврские скалы, и прикрепил этой цепью загородку из балок и досок, уже и так укрепленную прежде толстой цепью. Он не только не собирался открыть выход, но, наоборот, закрывал его покрепче.

Море продолжало светиться, однако блеск понемногу ослабевал. Начинался рассвет.