Мефодий Буслаев. Огненные врата - Дмитрий Емец

– М-м-м… Ты хорошо знаешь главу Канцелярии?

Ему пришло в голову, что Лигул никогда не прислал бы к нему случайного человека, да еще с собственным письмом.

– Немного, – лениво отозвался Шилов и так неподражаемо передал парой штрихов выражение лица Лигула, что Пуфс испугался даже улыбнуться. Мало ли с какой целью подослан этот паренек?

Некоторое время Пуфс перечитывал письмо, пытаясь между строк углядеть, должен ли он, атакуя валькирий, сберечь Виктору Шилову жизнь. В свитке это никак не прочитывалось, но своим опытным в делах мрака носом Пуфс унюхал, что Лигул юношей дорожит.

– Не хочешь отдохнуть часик? Там между плахой и дыбой есть раскладушка, – приветливо сказал он.

Плаха, гильотина и дыба – не муляжи, а с реальной историей – были элементами нового оформления приемной, продуманного лично Пуфсом. Как показывала практика, они помогали арендателям стать сговорчивее.

– Я лягу на скамью для распиливания. У нее высокое изголовье, подушка не нужна, – равнодушно ответил Шилов.

Пуфс тревожно моргнул. Хорошего мальчика прислал ему Лигул!

Когда Шилов ушел, Пуфс, как паук, забегал по кабинету. Изредка он боком подскакивал к столу и что-то спешно записывал. Именно потому, что новый начальник русского отдела был трусом, операцию он продумал тщательно, как ее никогда не спланировал бы ни один храбрец.

Когда все было готово, он подбежал к двери, выглянул и позвал. Спустя минуту в кабинете Пуфса стояли комиссионер по прозвищу Штрихкод и два младших стража-канцеляриста – самые исправные подчиненные нового начальника русского отдела. Всех их отличало адское честолюбие, а Штрихкода еще и бугристый нос.

Этот нос очень облегчал Штрихкоду работу. Сотни порядочных граждан лишились эйдоса лишь потому, что презрительно отнеслись к приставучему пьянчужке, который, вцепившись им в рукав, нес явную чушь, требуя отказаться от какого-то эйдоса. Учитывая, что момент всегда подбирался тактически верный – вроде опоздания на поезд или самолет – результативность была исключительной.

– Предстоит опасное дело! Найдите и приведите мне мое боевое тело! – велел Пуфс.

Канцеляристы засмущались и плечиками выдвинули вперед комиссионера.

– А если… – опасливо начал Штрихкод.

– Что «если»? – резко спросил Пуфс.

– …если оно не пойдет? Или начнет драться?

О мощи боевого тела Пуфса в русском отделе слагались легенды.

– Оно пойдет! Оно очень любит «сё-нить шладкое»! – с холодным раздражением ответил Зигги Пуфс.

– Да, но среди ночи…

– Оно любит «сё-нить шладкое» круглосуточно! Главное, не попадитесь его мамуле под… – Пуфс замялся, выбирая между «под горячую руку», «под горячую ногу» и «под горячую магию».

Ничего не выбрал, злобно ощерился и приказал своим сотрудникам провалиться. Молодые стражи сгинули сразу, а Штрихкод притворился, что принял приказ буквально. Он завертелся на месте, замахал руками и, придав лицу дурковатое выражение, шурупом вкрутился в пол.

– Клоун! – проворчал Пуфс.

Итак, где мы терпим нападение от врагов, там, без сомнения, и сами сильно с ними боремся; а кто этой брани не чувствует, тот оказывается в дружбе со врагами.

Лествица

Дежурство Бэтлы и Таамаг подходило к концу. Оставалось минут пятнадцать. Чтобы не скучать, Таамаг гоняла котов, которые на шиферной крыше вздумали устраивать разборки.

– И кинуть нечем! – жаловалась она Бэтле.

– Да чем они тебе мешают?

– Непорядок, – заявила Таамаг. – Под ними – врата вечности, а им лишь бы горло драть. А ну пошли отсюда! Они хоть понимают, где сидят?

Бэтла ковырнула каплю краски на воротах трансформаторной будки. Внутри капля оказалась пустая.

– Много понимать – вредно. Мало понимать – опасно. Лучше понимать средне, – заметила она.

Таамаг, прислушиваясь, вскинула голову:

– Слышишь? Да оставь ты в покое краску! Ты ничего не замечаешь?

– Нет.

– Голуби за гаражами взлетели!

Бэтла хмыкнула и предположила:

– Машины испугались.

– Чтобы пугаться машин, надо иметь мозг. У московских голубей его нет… Иди посмотри! Там что-то не так!

Валькирия сонного копья тронулась с места и вдруг остановилась.

– Твой оруженосец! – удивленно сказала она.

Таамаг и Бэтла разом уставились в одну сторону. По тихому московскому дворику, по слежавшемуся ковру из тополиного пуха, зигзагами бежал атлетического сложения мужчина в светлой водолазке и черных джинсах. В руках он держал круглый щит с острым выступом в центре и отточенными краями – любимый боевой щит валькирии каменного копья.

Оруженосец пыхтел, несся молча и яростно. На бегу он не кричал, понимая, что делать две вещи одинаково качественно не получится.

– Чего это он? – удивилась Бэтла, не видевшая за оруженосцем никакой погони.

Все же она вызвала свое копье и держала его в руке. Их разделяло не больше тридцати шагов, когда оруженосец, споткнувшись, качнулся в сторону и продолжал бежать, все сильнее кренясь вперед и балансируя руками. Он бежал неловко, как по льду. Сильное тело совсем не хотело падать, но все же рухнуло. Бэтла и Таамаг увидели, что в спине у оруженосца дрожит нечто тонкое, беспокойное, вонзившееся не прямо, но под большим углом. Легкое метательное копье с бамбуковым древком.

Скользнув взглядом по двору, Таамаг увидела худощавую фигуру, прогнувшуюся в броске, с вытянутой вперед правой рукой. Прежде чем она успела разглядеть еще что-то, фигура юркнула в тень гаражей, цепочкой замыкавших двор со стороны Серебряного Бора.

Упавший оруженосец привстал и что было сил швырнул щит.

– Хозяйка! Прикройтесь! – крикнул он.

Щит, пыля, подкатился к ногам валькирии. Таамаг на секунду застыла, а потом, наклонившись, подняла его. И вовремя. Сорвавшаяся с крыши пятиэтажки стрела ударила в край щита, соскользнула и вонзилась в землю. Стрелял суккуб, которого Мамзелькина по особому заказу Пуфса сострочила из частей тел лучших лучников земли, используя вместо ниток человеческие жилы. Зная жадность Пуфса, Мамзелькина схалтурила и не стала учитывать, что части тел разных лучников плохо подходят друг другу. По этой причине суккуб никак не мог пристреляться и делал неверные поправки на высоту и на ветер.

Увидев, что валькирии удалось уцелеть, на спину раненому оруженосцу запрыгнул один из канцеляристов Пуфса, шипя, схватил его за волосы и неуклюжим ударом надрубил шею. Обилие хлынувшей из раны крови озадачило этого вскормленного на кляузных пергаментах клеща. Он брезгливо потянул за волосы и, обнаружив, что голова не отделена от туловища, занес меч еще раз. Ударить повторно он не успел. Таамаг метнула копье, и канцелярист мешком свалился со спины убитого оруженосца. Прежде чем тело стража рассыпалось в прах, копье вернулось к валькирии.