Канцлер Мальтийского ордена: Вежливые люди императора. Северный Сфинкс. К морю марш вперед! - Александр Петрович Харников

Впрочем, какая война? Ведь Британия ее никому не объявляла. Просто будет проведено обычное наказание строптивых и непослушных стран, которые посмели оказаться на ее дороге.

Если нам удастся нокаутировать Россию, то вся созданная ею коалиция рассыплется. Поэтому нам следует поторопиться. Будет очень жаль, если нам все же придется прорываться с боем через датские проливы. Но иного выхода нет. Пока не будет выбита «датская пробка» из горлышка бутылки, именуемой Балтийским морем, нам не удастся поднять бокал за короля и нашу победу.

Сказать честно, из всех наших нынешних противников я больше всех не люблю русских. Мне никогда не забыть того унижения, которое я испытал, встретившись в августе 1799 года в Палермо с русским адмиралом Ушаковым. Этот медведь в мундире проявил неожиданную строптивость, отказавшись выполнять мои указания. Мало того, что он со своей бандой оборванцев захватил Ионические острова, которые по праву должны принадлежать Британии, так он еще и не направил свои главные силы для блокады Александрии.

Я возненавидел Ушакова, который осмелился сделать мне выговор за то, что я примерно покарал неаполитанских бандитов и французов. Ну и что, что они сдались на условиях капитуляции, подписанной неаполитанским кардиналом Руффо, русскими, турками и, к большому моему сожалению, британским коммодором Футом. Мятежникам должно быть одно наказание – смерть! Я разорвал эту дурацкую капитуляцию и передал всех неаполитанских якобинцев и французов властям королевства обеих Сицилий, которые с помощью британских солдат сделали все, чтобы мерзавцы, поднявшиеся против своего законного монарха, получили по заслугам.

Я нисколько не жалею о том, что случилось тогда в Палермо. И в России я тоже не буду испытывать угрызений совести, если русские города будут разрушены огнем артиллерии моих кораблей. Все враги Британии должны быть уничтожены!

* * *

6 (18) марта 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский замок.

Иванов Алексей Алексеевич, частный предприниматель и любитель военной истории

Потихонечку, полегонечку, но мы вживаемся в новую для нас жизнь и эпоху. Ну что сказать – конечно, здесь все по-иному: нравы, одежда, взаимоотношения друг с другом. Даже их язык немного отличается от нашего. Скажешь «заморочки» или «косяки» – и твой собеседник удивленно смотрит на тебя, пытаясь понять, что ты имеешь в виду. С другой стороны, здешние ребята тоже порой вставляют в свою речь разные словечки, которые нам непонятны. К тому же они часто, к месту и не к месту, говорят по-французски, а в этом языке я не силен. Знаю немного испанский, по-английски чуток кумекаю, в школе изучал немецкий. А с французским – просто беда…

Дашка же моя как-то сразу тут освоилась. Сдружилась с великой княжной Екатериной – совсем еще соплюхой, но которая уже с интересом поглядывает на взрослых мужиков. Далеко, однако, пойдет девочка…

Дочка же моя часто гостит в детской половине замка. Там самый настоящий детский сад – под ногами крутится мелюзга: Аня, Коля, Миша. Ане уже шесть – она спокойная и тихая девочка, хотя часто шалит вместе со своим младшим братом Николаем. А вот тот – ему не исполнилось еще и пяти лет – доставляет немало хлопот окружающим. Мальчишка упрямый и своенравный, да еще и воинственный не в меру. Он всегда таскает с собой деревянное ружье, которое подарил ему отец-император. Михаил же, которому недавно исполнилось три года, – просто веселый и общительный карапуз, любимец всей семьи.

Вообще же Павел – хороший отец. Он часто заходил на детскую половину замка, чтобы пообщаться с детьми и поиграть с ними. Император ласково называл их «моими барашками». А вот мать – императрица Мария Федоровна – дама строгая, и к своим сыновьям и дочерям относится совсем не по-матерински. Она держит их в черном теле, считая, что снисходительность лишь портит детей.

Главной же над всей этой царской детской считается Шарлотта Карловна Ливен, женщина умная, с твердым характером и огромной энергией. Канцлер Безбородко как-то сказал о ней: «Жаль, что генеральша Ливен не мужчина: она многих бы удобнее нашлася воспитывать князей молодых». Ну, как говорится – что выросло, то выросло… Александр и Константин уже люди женатые, и воспитывать их поздно.

Дети же – они везде дети. Мальчики и маленькая Аня часто устраивают шумные игры, в которых принимает участие и сам император. На их шалости неодобрительно поглядывают императрица и няня – уроженка Шотландии Джейн Лайон. Ее часто за глаза называют «няней-львицей», обыгрывая ее фамилию. В Польше во время мятежа под предводительством Костюшко мисс Лайон случайно оказалась в Варшаве. За сочувствие к России поляки посадили ее в тюрьму, где она и пробыла семь месяцев, пока войска генерал-аншефа Суворова осенью 1794 года не заставили капитулировать столицу Польши. С тех пор Джейн Лайон люто ненавидела поляков и сделала все, чтобы и ее воспитанники – великие князья – тоже унаследовали сходные чувства к «кичливым ляхам».

Как и все дети, великие князья и княгини проявили большое любопытство к новым людям, появившимся в окружении их родителей. Они быстро освоились с Дашей и безо всякой опаски играли с Джексоном, который очень любил детей и с обреченным выражением на морде позволял им таскать себя за уши и лохматую бороду. Ко мне же младшие Романовы относились с некоторой опаской – все же я был для них слишком старым.

А с императрицей мы как-то сразу нашли общий язык. Она оказалась женщиной на удивление хозяйственной и домовитой. Понятно, что таковой невольно станешь, если у тебя на руках большое беспокойное семейство. Но в отличие от жен наших олигархов, Мария Федоровна была мастерицей на все руки и не любила сидеть без дела. Да и художественный вкус у нее был неплохой.

Я читал, что, еще будучи принцессой Софией Марией Доротеей Августой Луизой Вюртембергской, в своем Этюпе она, словно простая садовница и огородница, ковырялась в земле, выращивая цветы и овощи. Став цесаревной, Мария Федоровна с увлечением планировала и разбивала в любимом Павловске цветники, спорила до хрипоты с архитектором Чарльзом Камероном, обсуждая с ним проекты построек.

Недаром говорится – в споре рождается истина. В конечном итоге у Камерона и Марии Федоровны – а ее смело можно записать в соавторы знаменитого шотландца – получился настоящий шедевр. И дворец, и павильоны, и колоннады в Павловске и в наше время восхищают тех, кто приезжает в эту загородную резиденцию цесаревича Павла Петровича, чтобы полюбоваться на это чудо садово-паркового искусства.

Да и сама Мария Федоровна умела много чего делать своими