Слуги меча - Энн Леки

«Краденый антиквариат» — так сказала лейтенант «Меча Атагариса». Но я не представляла себе ничего подобного.

Добавьте еще тот отсек для хранения. «Хлам». Все надписи удобным образом скрыты — как на этом сервизе.

Капитан Хетнис считала важным разместить свой корабль возле Призрачного шлюза. Кусок хлама возрастом, вероятно, больше трех тысяч лет, появление которого здесь, возле Атхоека, было совершенно невероятным, вылез из Призрачного шлюза. Фрагмент челнока нотаи.

Капитан Хетнис заработала уйму деньжищ, продав нотайский чайный сервиз, почти столь же старый, как, вероятно, тот отсек челнока. Где она его достала? Кто удалил имя его первого владельца и почему?

Что находится на другой стороне Призрачного шлюза?

Оказавшись в своей комнате, я сняла коричнево-черную рубашку и отдала ее Калр Пять. Наклонилась, чтобы развязать шнурки на ботинках, когда в дверь постучали. Я подняла глаза. Калр Пять ответила мне лишенным всякого выражения взглядом и пошла открывать. Она видела, как вела себя Раугхд в последние дни, и понимала, что это, вероятно, означает. Хотя, признаю, я удивилась, что Раугхд решилась на столь явный шаг так быстро.

Я стояла в стороне, где меня не будет видно из гостиной. Взяла свою рубашку там, где Пять ее положила, и снова надела. Пять открыла дверь в коридор, и я увидела ее глазами неискреннюю улыбку Раугхд.

— Интересно, — сказала она без всякого учтивого вступления, — могу ли я поговорить с капитаном флота с глазу на глаз. — Такой хитроумный подход с ее стороны не оставил Калр Пять возможности самой поразмыслить над этим, не проявив невежливости в мой адрес.

«Впусти ее, — безмолвно велела я Калр Пять. — Но не покидай комнату». Хотя вполне возможно и даже вероятно, что в представление Раугхд о разговоре с глазу на глаз вписывалось присутствие слуг.

Раугхд вошла. Оглянулась по сторонам в поисках меня, поклонилась, глядя искоса, с улыбкой, как я выхожу из спальни.

— Капитан флота, — сказала она, — я надеялась, мы могли бы… поговорить.

— О чем, гражданин? — Я не предложила ей сесть.

Она заморгала, искренне удивившись, как мне показалось.

— Право же, капитан флота, я не скрывала своих желаний.

— Гражданин. Я в трауре. — У меня не было времени смыть белую полосу с лица на ночь. И она никак не могла забыть причину ее появления.

— Но ведь, конечно же, капитан флота, — ответила она снисходительно, — все это напоказ.

— Это всегда напоказ, гражданин. Вполне возможно предаваться горю без всяких внешних проявлений. А все эти атрибуты и ритуалы — для того, чтобы об этом узнали другие.

— Выполнение этих ритуалов почти всегда неискренне или по крайней мере чрезмерно, — сказала Раугхд. Она совершенно не уловила сути того, о чем я говорила. — Но я имела в виду, что вы взвалили на себя все это только по политическим причинам. Тут нет места истинной печали, этого никто и не предполагал. Это нужно только на публике, а здесь, — она повела рукой, — определенно нет публики.

Я могла бы привести довод, что, если бы член ее семьи умер далеко от дома, ей бы хотелось знать, что кто-то позаботился о нем и провел похоронный ритуал для этого человека — даже если ритуал был чуждым, даже если тот, кто провел его, был чужим. Но, с учетом того, что за личность, очевидно, эта Раугхд, такой аргумент не имел бы для нее никакого значения, даже если бы она его поняла.

— Гражданин, я поражена, насколько вам недостает пристойности.

— Неужели вы можете винить меня, капитан флота, если мое желание подавляет мое чувство пристойности? А пристойность, как и траур, — это напоказ.

Я не испытывала никаких иллюзий в отношении моей физической привлекательности. Она вовсе не тянула на то, чтобы вызывать энтузиазм, подавляющий чувство пристойности. Моя должность, с другой стороны, и имя моего клана вполне могли завораживать. И конечно же, гораздо сильнее они завораживали человека богатого и наделенного привилегиями, такого как Раугхд. Развлекательные постановки могли сколь угодно повествовать о том, как добродетельные и незнатные добиваются благосклонного внимания тех, кто над ними, к вящей выгоде как их собственной, так и их клана, но в обыденной жизни большинство людей прекрасно осознавали, что произойдет, если они станут намеренно изыскивать такие возможности.

Но такая особа, как Раугхд, — о, такая особа, как Раугхд, могла нацелиться на меня и притворяться при этом, что все дело в привлекательности, романтическом отношении или даже любви. И не важно, что в таком случае все, вовлеченные в эту историю, ни на мгновение не забудут о возможных преимуществах.

— Гражданин, — холодно изрекла я, — мне прекрасно известно, что именно вы написали те слова на стене в Подсадье. — Она посмотрела на меня с чертовски простодушным непониманием. Калр Пять застыла в углу комнаты, сохраняя бесстрастность вспомогательного компонента. — Непосредственным результатом этого поступка стала смерть, которая, весьма вероятно, влечет за собой серьезную опасность для всей этой системы. Вы могли и не замышлять этой смерти, но вы достаточно хорошо представляли себе, что ваши действия повлекут за собой проблемы, и вас на самом деле совершенно не волновало, в чем это выразится или кому это причинит вред.

Она с раздражением выпрямилась.

— Капитан флота! Я не понимаю, зачем вам обвинять меня в таком поступке!

— Позвольте-ка, угадаю, — сказала я, не смутившись ее негодованием. — Вы разозлились на лейтенанта Тайзэрвэт за то, что она испортила вам веселуху с гражданином Пайэт. С которой, между прочим, вы обращаетесь отвратительно.

— Да ладно, — сказала она, несколько расслабившись, — если проблема в этом. Я знала Пайэт с тех пор, когда мы были детьми, и она всегда была… непредсказуемой. Чересчур обидчивой. Она остро ощущает свое несовершенство, знаете ли, потому что ее мать — администратор базы и к тому же так красива. А вот она со своей вполне приличной должностью не может не думать, что это полное фуфло в сравнении с тем, чем занимается ее мать. Она принимает все слишком всерьез, и я признаю, что иногда теряю из-за этого терпение. — Она вздохнула, само воплощение сожаления, полного сочувствия, даже раскаяния. — Уже не впервые она обвиняет меня в дурном обращении, просто чтобы причинить мне страдание.

— «Ты иногда чертовски нелепа и скучна», — процитировала я. — Забавно, что в последний раз вы потеряли терпение с ней, когда все смеялись над ее шуткой и она находилась в центре внимания, а не вы.

— Я уверена, что Тайзэрвэт из лучших побуждений рассказала вам об этом, но она просто не поняла, что… — Ее голос сорвался, на лице появилось страдальческое выражение. — Она не могла… Ведь не могла же Пайэт обвинить меня в том, что я написала те слова на стене? Это было бы просто ужасно, а она-то сочла бы, что это забавно, пребывая очередной раз в дурном настроении.

— Она ни в чем вас не обвиняла, — сказала я по-прежнему холодно. — Факты говорят сами за себя.