Пепельное небо - Джулиана Бэгготт

— Да, — отвечает Брэдвел, — я думаю, это они.

— Мне кажется, они похожи на домохозяек, — шепчет Партридж.

— С детьми.

— Почему дети не выросли?

— Они не могут, — отвечает Брэдвел. — Они остановлены в росте телами своих матерей.

Партриджу очень трудно поверить, что люди, когда-то жившие в этих домах, способны к выживанию. Они были из тех, кому не хватало смелости убеждений. А те, кто отличались мужеством, например мисс Фарлинг, наверняка умерли. Неужели это те матери и дети из закрытых общин, которые восхищались пластиком?

— Неужели нас сейчас изобьют до смерти…

По мере приближения толпы становится заметно, что дети не просто идут с матерями, а приросли к ним. Первая женщина, которую они увидели, идет прихрамывая. Кажется, ребенок держался за ее ногу и в результате слился с ней. У безногого мальчика есть только одна рука, и его туловище и голова торчат из бедра матери. У другой женщины голова ребенка висит, как зоб на шее, и сверкает глазками. Их лица угловаты и мрачны. Тела слегка напружинены, будто они готовятся к нападению.

Партридж натягивает шарф, убеждаясь, что его чистое лицо полностью скрыто.

— Уже поздно, — бормочет Брэдвел. — Просто подними руки вверх и улыбайся.

Все еще стоя на коленях, они заводят руки за головы. Брэдвел говорит:

— Мы сдаемся. Мы пришли, чтобы увидеться с вашей Доброй Матерью. Нам нужна ее помощь.

Женщина с ребенком, сплавленным с ее бедром, шагает вперед, поднося нож к лицу Партриджа. Другая, держащая в руках садовые ножницы, подходит к Брэдвелу и с невероятной силой толкает его в грудь. Она держит лезвия перед лицом парня, то открывая, то закрывая острые и сверкающие ножи. Ножницы стали частью одной руки, в другой покачиваются лезвия. Потом она ставит голую ногу на грудь Брэдвелу, открывает ножницы и приставляет к его горлу.

Партридж чувствует, как его руку тянет назад. Он достает мясной крюк и начинает вращать им над головой чахлого ребенка, приросшего спиной к руке матери. Женщина резко ударяет его ногой в живот, затем в подбородок и, держа кухонный нож, приставляет к его сердцу. Ее дочка смеется.

Партридж знает, что у этих женщин и детей есть своя тактика, и они умеют применять насилие. Они солдаты. С его уровнем кодировок он мог бы справиться с полудюжиной таких, но сейчас он видит, что их не меньше сотни. Их тени движутся. Другие женщины быстро подходят и отбирают у мальчиков ножи, мясные крюки и недавно приобретенные дротики.

Женщина с кухонным ножом хватает Партриджа за руку, и он чувствует, как ряд острых зубов вонзается в его кожу. Она резко поднимает его на ноги. Он смотрит на свои бледные руки, измазанные кровью, потом на ее, блестящие осколками стекла. Женщина вытягивает темную наволочку из-за пояса. Другая женщина, стоящая позади него, связывает его руки за спиной так туго, что локти практически касаются друг друга. Он смотрит на Брэдвела, теперь тоже стоящего на ногах и также связанного.

Последнее, что видит Партридж перед тем, как на него набрасывают наволочку, это золотой крест над головой и тонкую цепочку, врезавшуюся в опаленную кожу.

Потом наступает темнота, и вокруг становится влажно от его собственного дыхания, приглушенного внутри темного капюшона.

Партридж думает об океане. Заворачивала ли его мать в одеяло на пляже? Неужели он слышал шуршание ткани и рев океана? Что же сейчас с этим океаном? Он видел какие-то образы океана, в серых тонах. Они бурлили и вращались. Но оттенки серого никогда не передадут океан. Как и статичная картинка. Он закрывает глаза и представляет, что его голова в одеяле и океан уже близко, а мать совсем рядом. Он надеется, что не умрет.

Ребенок кричит как чайка.

Половина костлявого лица Ингершипа оснащена металлической пластиной и гибким шарниром в том месте, где крепится челюсть. Это явно делали те, кто знал свое дело, профессионалы. Не просто хирурги-самоучки, как дед Прессии. Нет, это делал кто-то с реальными навыками и профессиональными инструментами. Шарнир позволяет Ингершипу говорить, жевать и глотать. Тем не менее слова из него выходят с трудом. Металл вживлен в его кожу под подбородком и простирается вверх так далеко, что нельзя увидеть, где заканчивается металл и начинается кожа, покрывающая череп, потому что на нем надета фуражка. Другая сторона его головы розовая и гладко выбрита. Мысли о голове пугают Прессию, потому что она вспоминает выстрел, толчок, конвульсии мальчика. Она не убийца, но позволила, чтобы его застрелили. Он умер, и ничего не поделаешь. Он сам просил Эль Капитана сделать это. Это был милостивый поступок. Но никакие самооправдания не помогают — она совершила преступление.

Прессия сидит напротив Ингершипа на заднем сиденье сияющего черного автомобиля. Солнце в зените. Приказ гласил, что Эль Капитан поведет Прессию Бэлз за три мили к старой водонапорной башне, обветшалой, с почерневшей и потрескавшейся луковичной головой, где их будет ждать автомобиль. Когда они прибыли, машина уже стояла там, такая чистая и гладкая, что, казалось, принадлежит другому миру. Стекло на окне сзади с гудением сползло вниз, открывая лицо Ингершипа.

— Залезай, — сказал он.

Прессия проследовала за Эль Капитаном к другой дверце. Он открыл ее, и Прессия скользнула первой, за ней Эль Капитан, который захлопнул дверцу. С ружьем на плече и громоздким Хельмутом на спине, он должен был заметить, что в автомобиле стало чересчур тесно. Ингершип холодно взглянул на него, и этого было достаточно, как если бы он попросил Эль Капитана вышвырнуть Хельмута. Прессия представила, как Ингершип говорит: «Может, положим твой груз в багажник?»

Вместо этого Ингершип процедил:

— Убирайся.

— Кто? Я? — спросил Эль Капитан.

— Я? — повторил Хельмут.

Ингершип кивнул.

— Подождете здесь. Водитель привезет ее назад.

Прессия совсем не хотела, чтобы Эль Капитан уходил, не хотела оставаться наедине с Ингершипом. Что-то в его речи и жутком механическом спокойствии ужасно нервировало ее.

Эль Капитан вышел из машины, захлопнул дверь и постучал в окошко.

— Нажми на кнопку, — сказал Ингершип.

Прессия нажала на кнопку на внутренней стороне ручки и почувствовала электрическую вибрацию в пальце. Окно исчезло в двери.

— Сколько ждать? — спросил Эль Капитан. Прессия увидела, как он потирает пальцем курок.

— Просто жди, — бросил Ингершип и приказал водителю ехать.

Автомобиль дернулся вперед, выплевывая пыль. Не считая езды в грузовике УСР со связанными руками и заклеенным ртом, Прессии не доводилось ездить в машинах, по крайней мере, сколько она себя помнила. Может быть, только когда-то в глубоком детстве. Она боялась соскользнуть с сиденья. Ветер бил в окно, задувая пепел.