Интервенция - Игорь Валериев

— Понимаете, Леонид Борисович, я внимательно изучил историю и социологию революций и народных восстаний, начиная с четырнадцатого века, и определил две основные причины для революций, — сделал паузу, подумав про себя, что только здесь и недавно согласился с теорией о социологии революции ещё не созданной или написанной Питиримом Сорокиным.

Всё-таки, обучали меня в том мире на основе марксизма-ленинизма.

— И какие причины? — заинтересованно спросил Красин, прерывая моё молчание.

— Первая, ущемление базовых инстинктов у большинства населения страны. Вторая, дезорганизация власти и социального контроля.

— И какие же базовые инстинкты у людей? Мы что, животные? — усмехнулся Красин.

— Я бы сказал, что человек — это зверь, покрытый тонким лаком цивилизации, и на время подавивший в себе основные инстинкты, главный из которых пищеварительный инстинкт. Человек, чтобы жить, должен есть, желательно три раза в день и разнообразной пищи. Голод ущемляет этот базовый инстинкт и приводит к волнениям, восстаниям, революциям, обращая людей в зверей. Голод предшествовал всем революциям, особенно голод на фоне аристократического обжорства на пирах, — я замолчал, собираясь с мыслями. — Вспомните голод 1891–1892 годов, безумные бунты крестьян во многих губерниях, на подавление которых бросали войска. Да зачем далеко ходить. Возьмите, как их называют в газетах, Полтавско-Харьковские аграрные беспорядки в марте-апреле прошлого года, когда, можно сказать, озверевшие крестьяне бездумно разгромили и сожгли больше ста помещичьих экономий, чтобы удовлетворить свой пищеварительный инстинкт.

— Интересная трактовка голодных бунтов и как же с этим инстинктом бороться? — перебил меня пленник.

— Леонид Борисович, давайте не будем пускаться в полемику. Если вам не интересны мои взгляды на революцию, то вернёмся к моему вопросу, — начал я недовольно, но вновь был перебит Красиным.

— Умолкаю, слушаю внимательно, тем более это продлевает мне жизнь.

— Вы правы, продлевает, и поверьте, я вам свои взгляды на эту тему излагаю не для того, чтобы продлить вам жизнь или просто поговорить. Это касается проблемы, что вы ПОКА пропали без вести, Леонид Борисович, — я замолчал и посмотрел в глаза собеседника, давая ему время убедиться в важности нашего разговора.

На лбу Красина выступили капли пота, но взгляда он не отвёл.

— Я слушаю вас, Тимофей Васильевич.

— Итак, продолжу. Любой человек, как и любой зверь, является собственником, за которую он готов биться. Массовое обнищание населения в Российской империи, вызванное отменой крепостного права и зарождением капитализма, привело к тому, что огромное количество крестьян, лишившись земельных наделов, вынуждены были пополнить ряды пролетариата, при этом самой низкооплачиваемой его части. Именно такому пролетариату, как писали Маркс и Энгельс в «Манифесте Коммунистической партии», нечего терять кроме своих цепей, и они готовы поддержать революцию. Если вспомнить из истории революционные армии в разных странах, то они чаще всего состояли из беднейших слоёв населения, которым нечего было терять, но которые надеялись приобрести всё.

Было видно, что Красин хочет что-то сказать, но благоразумно промолчал, я же продолжил.

— Следующий инстинкт — это инстинкт самосохранения. Во время разорительных, длительных и чаще всего неудачных войн правительство вынуждено прибегать к государственному терроризму, то есть практике, направленной против своих граждан. К этому относится гласное и негласное наблюдение за гражданами, разгон собраний, стачек, демонстраций, контроль за средствами массовой информации, ложные и массовые аресты, фальсифицированные обвинения, показательные суды. Именно тогда этот инстинкт срабатывает, и мы получаем беснующие толпы сумасшедших солдат с оружием в руках, которые не хотят больше воевать и погибать. Они бросают фронт и с яростью набрасываются на своё правительство. Примеры таких революций: Жакерия во Франции и восстание Уота Тайлера в Англии после Столетней войны, Первая Смута в России после Ливонской войны, Парижская коммуна после франко-прусской войны, — я посмотрел на Красина. — Хотите что-то сказать?

— Лучше помолчу, хотя ваши слова о государственном терроризме просто великолепны, как и ваши действия против руководства ЦК РСДРП, — не удержался от шпильки Красин, в смелости ему было не отказать.

— Что поделать, вынужденная мера. Лучше удалить небольшой гнойник, чем дать ему возможность заразить весь организм. Зачем нам удар в спину от национальных восстаний в Финляндии и на Кавказе, да ещё по заказу и на деньги японцев. Лучше использовать эти средства, чтобы национально-освободительное восстание случилось у лучшего друга Японии — Великобритании. Ну да ладно, не буду отвлекаться, — я демонстративно вынул часы, откинув крышку, посмотрел на стрелки, после чего вернул часы обратно.

Красин постарался поймать мой взгляд, а я увидел, как на его лбу вновь выступил пот.

— Следующий инстинкт — это половой и его ущемление на фоне распутства привилегированных классов. Вспомните призыв Парижской коммуны: «Рабочие, если вы не желаете, чтобы ваши дочери стали предметом наслаждения богачей…восстаньте!». Потом идёт цензура и запрет на миграцию, как подавление импульса свободы и, наконец, сословные ограничения, как подавление инстинкта самовыражения. Эти ограничения мешают людям из низов занять статус, соответствующий их талантам и труду. По моему мнению, именно подавление и ущемление этих основных человеческих инстинктов и является подлинными причинами революции, — я сделал паузу и следующую фразу выделил интонацией. — И самыми революционными будут те сословия и социальные группы, у которых ущемляется самое большое количество базовых инстинктов. В нашей стране — это крестьянство и пролетариат.

Красин смотрел на меня удивлёнными глазами, я же продолжил.

— Вторая причина революции — это, как я уже говорил дезорганизация власти и социального контроля, что подразумевает под собой неспособность правительства подавить смуту, устранив условия, вызывающие недовольство населения. Это когда власть не имеет возможности расколоть массу на части и натравить их друг на друга по принципу «разделяй и властвуй», направить выход энергии масс в другое нереволюционное русло по принципу «открыть клапан, чтобы котёл не взорвался». Предреволюционная ситуация всегда характеризуется бессилием властей и вырождением правящих привилегированных классов. Ещё летописец Ипувер ориентировочно в 1785 году до нашей эры писал о слабости власти фараона накануне народного восстания: «В стране нет рулевого. Где же он? Может он уснул? Правитель утратил силу и более не поддержка нам». История «терпит» жестокие и хищнические правительства до тех пор, пока они умеют управлять государством, но она выносит суровый приговор бессильным и паразитическим правительствам с выродившейся элитой.

— Извините, Тимофей Васильевич, что перебиваю вас, но вы не боитесь говорить такие слова при подчинённых? Признаться такого я от вас не ожидал, — пленник смотрел на меня задумчиво и с каким-то затаённым интересом.