Что рассказал убитый - Владимир Величко

Я верю в жизнь, когда кипит весна,

Ликует Солнце, распевают птицы,

И перспектива солнечно ясна,

И планам в жизни нет границы.

Михаил Величко

Идти и так-то было тяжело, а огромные и тяжеленные рюкзаки, крутая таежная тропа с камнями и корнями могучих елей оптимизма не прибавляли… Споткнувшись в очередной раз, я малодушно подумал:

«И на фига поперлись… дома бы сидели, отдыхали бы после выпускных экзаменов… а здесь… мучайся вот…» Но тут тайга, словно подслушав мои горестные мысли, сжалилась и резко повернула тропу вниз, в долину, а под горку-то, даже с нашими рюкзаками, не в пример идти легче! А тут еще горный хребет с могучими елями заслонили нас от жалящих — несмотря на шесть часов вечера! — лучей июньского солнца. Все заметно повеселели, заговорили и зашагали бодрее. Спустившись вниз, тропка слилась с ручейком, и мы, охлаждая разгоряченные и усталые ноги, с наслаждением пошли прямо по воде горного, а посему очень холодного ручья. Мы шли, время от времени наклонялись, черпая ладонями воду и плескали ее на лицо, грудь… Хорошо!

— Так, ребятки, не пить, не пить! — прикрикнул папа, увидев, как я пью холодную водичку прямо с ладони. — Терпеть, ребятки, терпеть, а то хуже будет.

— Дядя Миша, а может, привал, а? — вякнул было Вовка, прекрасно зная ответ. И точно, папа, шедший впереди, ничего не ответил на провокационное предложение, а только ускорил шаги, и мы рысью помчались вслед.

— Некогда, ребятки, некогда, — все-таки снизойдя до ответа, вскоре коротко бросил папа. — Вот сейчас поднимемся и там десять минут отдыхаем! Вперед!

И мы, плюхая разношенными кедами по воде, бодро зашагали дальше. Но тут мы зашли под кроны елей, и навалилась новая напасть! Причем навалилась в прямом смысле слова: это были комары! Огромные и вечно голодные серые разбойники накинулись на нас такой густой тучей, что приходилось дышать через раз, прикрывая рот ладонями. Вот тут мы и вообще перешли на бег, стремясь быстрей добраться вверх, где спасительный ветерок разгонит эту мерзость летучую. Вскоре кончился ручеек и начался подъем. Через полчаса — ура! ура! — мы выскочили на перевал. Уф! Вот и отдых! Все с наслаждением скинули свои рюкзачищи и попадали, закинув ноги вверх: кто на рюкзак, кто на ствол дерева… Ноги от напряжения гудели так, что казалось, ствол дерева резонирует.

— Ну, — доставая свою фляжку, протянул наш руководитель, — сначала прополоскали рот, потом каждый по три глоточка… и не больше! — рявкнул папа, глядя на наши посветлевшие лица. И все принялись откручивать пробки своих фляжек. Некоторое время стояла тишина, перемежаемая характерными булькающими звуками.

Испив водички, отдышались и огляделись. Прямо перед нами, внизу, расстилалась широкая долина ручья с интригующим названием Малый Индей! Эта долина с пологими склонами гор уходила прямо на юг…

— Дядя Миша, — спросил Валерка, — а вон та, дальняя гора, ведь уж за Маной?

— Да, ребятки, за Маной! Вот дойдем туда, и все — конец пути, ночевка!

— А завтра — ох и поплывем, ох и покупаемся, — мечтательно протянул Валерка и, вскочив, радостно запрыгал, заорав во весь голос: — О-го-го… Мана-а-а, мы идем к тебе!

— Па-нят-но, — многозначительно протянул папа, увидав Валеркины ужимки и прыжки. — Отдохнули, значит… Подъем! — И первым встал, взявшись за рюкзак. Мы дружненько заныли:

— Ну, дядя Миша… Папа, ну еще пяток минуточек, а… — канючили мы.

— Никаких минуток! Нам еще добрых два, а то и все три часа топать… Неизвестно еще, какова тропа впереди, — добавил неумолимый дядя Миша. И вслух прочитал:

Нет у нас ни звания, ни сана,

Мы простые баловни судьбы.

Мы идем в леса на речку Мана

Через Красноярские Столбы.

Все… пошли, — сказал папа и шагнул вниз, на тропинку.

Что ж делать — охая и помогая друг другу, влезли в тяжеленные рюкзаки и двинулись следом по тропе, в долину, навстречу желанной красавице — таежной речке Мана!

Этот оставшийся десяток километров до реки дался нам очень тяжело. Тропа оказалась хуже, чем мы могли себе представить, просто препаршивой, и к цели подходили уже совсем измотанные: понурые и молчаливые. Устали все прилично — ведь за спиной остались без малого сорок километров горной таежной тропы, поэтому, когда открылась широкая речная гладь, никто особых эмоций не проявил. Молча, один за другим, подтянулись к трем здоровенным елям, стоящим чуть обособленно, и, с облегчением скинув ношу, повалились в высокую траву альпийского сибирского луга.

Впрочем, отдых длился недолго. Подступающая ночь подстегивала, и вскоре на галечной, продуваемой ветерком косе пылал небольшой костерок. Мы с Вовкой кипятили воду, заваривали чай, открывали тушенку и резали хлеб, а двое Валерок под руководством папы обустраивали место ночлега — натягивали между елями тент, рубили лапник, раскладывали спальные мешки, вкладыши в них. Ну, короче, делали обычную рутинную подготовку к ночлегу. Ужинать сели, когда на еще светлом небосводе засверкали первые, самые яркие звезды, а в долинах уже сгустился мрак. Раздав открытые банки с тушенкой и хлеб с кусочками совсем растаявшего сала, я взялся за котелок разлить чай, но папа меня остановил:

— Погодь, сын, — и достал из своего рюкзака плоскую бутылочку: — Вот, ребятки, в нарушение всех правил сегодня выпьем этот коньяк… Я его в прошлом году из Германии привез — ну, ты помнишь, Вовка, — сказал он, обращаясь ко мне. — Здесь 150 грамм… так что на каждого придется…

— …По 30 грамм всего-то, — тут же встрял Вовка. — Ма-а-а-ло!

— Вот оболтус, мало ему, — добродушно усмехнулся папа, — еще успеешь наглотаться по жизни этой дряни, — и раздал нам эмалированные кружки, в которых на донышке плескалась почти черная жидкость.

Некоторое время мы сидели, поглядывая то в кружки, то на папу. Наконец он оторвал взгляд от костра:

— Вот что, ребята, я хотел вам сказать… — папа откашлялся: — У вас сейчас единственный и очень короткий период в жизни, когда вы — никто! Понимаете, никто! Вы неделю назад окончили школу и получили аттестаты зрелости и сейчас находитесь на рубеже: назад уже невозможно, а впереди — неизвестность! Вам не дано знать, что будет с вами дальше! Никому не дано этого знать! Но вы должны понять, что впереди — Жизнь, и какой она будет, зависит только от вас. У вас впереди неделя — ну, или чуть больше, — до принятия вами решения, как строить свою жизнь и кем вам быть в этой жизни. А поэтому я вас попрошу — остановите череду своих дел, скачку своих мыслей и отстраненно, спокойно подумайте — куда идти и кем стать. Подумайте в одиночестве, один на один со своей… совестью… с самим собой. Подумайте, прислушайтесь к своему «я» и принимайте решения. А приняв его — действуйте! Понимаете, ребятки? — Папа снова замолк, глядя на угли костра, и через минутку продолжил: — И еще! Вы четверо закадычных друзей. Вы всю школу вместе, но с этого момента ваши жизненные дороги разойдутся… и с каждым годом будут расходиться все дальше и дальше! Сумейте дружбу юности пронести через всю жизнь. Это — важно, это очень важно. Это будет давать вам силы всю вашу жизнь. За вас, ребятишки! Пусть все у вас в жизни сложится хорошо! — и папа, подняв кружку, одним глотком выпил коньяк. Выпили и мы…