Порочные чувства - Юлия Гауф

— Пап, я жива, и ты жив. Есть Марат, есть Дмитрий Константинович, и если тебя ищут — они всё уладят. Можно будет больше не бегать, жить здесь, как раньше. Под своими именами. Теперь все хорошо будет.

— Будет. Обязательно будет. Аль, вот сим-карта, возьми и не свети ее, — папа положил мне на ладонь симку, и заставил ее сжать. — Я не могу тебе всего рассказать, да и лучше тебе не знать ничего. Марату не верь. Игнатову тоже. Никому не говори, что меня видела, поняла? Поняла? — понизил папа голос.

— Плевать на Дмитрия Константиновича, но Марату можно верить!

— Нельзя, — нервно рассмеялся папа. — У вас все серьезно с ним?

— Да, и он обязательно тебе…

— Не поможет. Там давняя история, тебе лучше не знать. И не задавай никаких вопросов. Мы с тобой уедем, Алика. Ты и я. Скоро. Живи, как раньше, не вызывай подозрений. Про меня никому ни полслова, — папа легонько встряхнул меня за плечи. — Не видела меня, не разговаривала, не слышала. Ясно? Симку спрячь, по возможности каждый вечер ровно в десять ночи включай ее минут на пятнадцать — я с тобой свяжусь. Достану нам документы, и мы уедем.

Сердце мое упало. Папа сошел с ума. Причем буквально — он чокнулся.

Он ведь умный. Был бы в своем уме, не повез бы партию героина через весь мир. Меня бы в охапку схватил, и дали бы дёру. Точно. Он просто сошел с ума после маминой смерти, а я и не заметила все эти признаки, отстранилась, сбежала из дома к Мише. Упустила. И теперь папино сумасшествие усугубилось — вместо того, чтобы принять помощь, он выбирает побег. А ведь Марат с его связями может уладить папины проблемы с торговцами оружием, легализовать его здесь.

— Пап, всё хорошо. Я рядом с тобой, никогда тебя не брошу, — спокойно и мягко произнесла я. — Здесь, на втором этаже сейчас находится брат Марата — Руслан. Гадкий тип, если честно, но он из полиции. Давай ты останешься здесь, я схожу за ним, мы выведем тебя отсюда, перевезем в безопасное место, и решим все проблемы. Давай? Пап?

Отец взглянул на меня абсолютно безумными глазами. Мне даже страшно стало на миг, пока я не напомнила себе, что передо мной мой родной папа, и он ничего дурного мне не сделает.

— Ни слова никому из Соколовских. И Игнатову тоже, — рыкнул папа, припомнив и Дмитрия Константиновича.

— Ты же сам мне твердил, что если мне случится вернуться, я могу обратиться к нему за помощью!

— За ним долг был. Он его отдал. Узнает, что я здесь — убьет, — выдохнул папа. — Я слишком многое знаю. А Соколовский… дьявол, я не хотел, чтобы ты была в курсе, но ты ведь думаешь, что у меня крыша поехала, да, дочь? Скажу коротко — на мне лежит ответственность за то, что старший брат твоего Марата стал инвалидом. Соколовский ведь сам на тебя вышел, так? Отыграться за мои грехи захотел на тебе, или ко мне через тебя подобраться. Но ты не должна подавать вид, что меня видела, а я пока всё подготовлю, и мы уедем.

— Что ты такое говоришь? — прошептала я с ужасом. — Папа?

Егор… не может быть! Или может?

Папа выглянул из-за стеллажа, но здесь пусто — отдел садового инвентаря не пользуется популярностью, и мы по-прежнему одни.

— Ладно, слушай. Знаешь, как я с Игнатовым сдружился? Сын его ко мне в отдел пришел — молодой, борзый. Богатый парень, и в ментовку пошел — это ли не повод для уважения? Дмитрий ко мне заглянул, попросил наставлять парня. Это я потом понял, зачем он служить пошел — не чтобы людей защищать, а чтобы власть иметь, — папа замешкался, снова выглянул в проход, и продолжил. — Потом, уже по факту, я узнал, что все произошло из-за девушки. Егор Соколовский встречался с богатой девочкой, любви особой не было, просто гуляли. Эта девочка и Игнатову-младшему приглянулась, но она его послала. А парень обиды не простил. Решил отомстить, и не девушке, а Егору. И ему повезло — у Соколовского соседка пропала, их видели вместе на балконе. Парня к нам привезли на допрос. Мне Игнатов-младший сказал, что Соколовский ему признался, что он девку изнасиловал и убил, но хрен мы что докажем. И… я против пыток, Алика, но иногда требуется силу применить. Ребра я этому Егору пересчитал, хотел правду выбить, но он всё твердил, что не виноват ни в чем.

Меня накрыл шок. То есть, папа и Дмитрий Константинович никакие не друзья? Его сын просто обиделся, что девушка Егора его отшила?!

— Ты его бил?

— Бил. Сильно, — кивнул отец. — Игнатову поверил — к парню я хорошо относился, и он буквально клялся, что Егор ему признался, что убил девчонку, но его, мол, отмажут, так как невеста со связями, а мы — тупые менты. Так что да, я его избил, и сильно, но чутье включилось. Это профессиональное — те, кто в органах долго работают, начинают понимать, виноват человек, или не виноват. Я вышел покурить и подумать, что делать дальше — держать ли парня еще двое суток, или сейчас выпускать за недостатком улик. И вот, стоял я на крыльце, курил третью или четвертую по счету сигарету, и… передо мной тело Соколовского упало. Он из окна выпрыгнул. Я-то вышел из кабинета, а Игнатов-младший остался. И он не просто кулаки о парня чесал, он током его пытал, и не только током. Так пытал, что тот в окно сиганул, с четвертого, мать его, этажа. Презираешь меня?

Я смотрела на папу, и не в силах была ни слова произнести. Мне ведь эту историю не так подавали. Врали. И Егор… Боже мой! Его же инвалидом сделали, и не какие-то абстрактные люди, а… мой папа!

— Я не пытал его, клянусь. Да, бил. Просто хотел, чтобы тот признался, где девчонка. По морде дал, в грудину, по ребрам, но понял — парень не знает, где соседка. Не виноват. Однако, ответственность все равно на мне лежит, Алика. Игнатов — мой подчиненный. И за все его ошибки отвечал именно я. Я не уследил, понимаешь? Именно я. Его отец сделал так, чтобы шума вокруг этой истории не было, но Марат и не думал вести себя тихо — орал, что убьет меня. Мы ждали шумихи в прессе, в новостях, и Игнатов мне прямо сказал: если всё всплывет, то его сын отвечать не будет. На меня всё повесят. Я знал, что так и будет, и согласился исчезнуть из страны. Мы договорились, что я никогда не вернусь, но если понадобится помощь жене или дочери — он окажет одну любую услугу. Теперь ты понимаешь, почему мне нельзя попадаться на глаза ни Игнатову, ни Соколовскому? Да любой из них меня просто убьет: первый — чтобы правда про сыночка, ставшего видной шишкой в органах, не всплыла; второй — чтобы за брата отомстить. Потому, Алика, слушай меня внимательно: оставайся пока с Соколовским, раз уж попалась ему на глаза, веди себя как обычно, не вызывай подозрений, про меня не говори. Он меня ищет, я это точно знаю. Сим-карту, которую я тебе дал, каждый вечер проверяй, неделя-две, и мы с тобой улетим отсюда. И заживем. Не как раньше, а нормально. А теперь мне пора.

Папа коротко обнял меня, поцеловал в лоб. А затем накинул капюшон, и выскользнул из прохода, и я даже не смогла его остановить. Так и стояла в прострации еще минут пять.

Миша.

Папа.

Егор.

Марат.

Это какой-то кошмар. В голове не укладывается. Сюр. Может, папы здесь не было, и это мои галлюцинации? Может, я нанюхалась каких-то химикатов, и валяюсь сейчас в отключке лицом в китайский коврик?!