Из будущего - в бой. Никто, кроме нас! - Михаил Ланцов

— С холма я смогу контролировать артиллерией практически весь левый фланг армии. В том числе и каменный мост.

— Но ведь он удален на милю или около того.

— У меня восемь нарезных пушек, которые стреляют примерно на полторы-две мили.

— Прекрасно.

— Помимо этого, винтовки моих бойцов позволят очень серьезно осложнить обходные маневры противника, так как бьют на милю.

— А прямая атака на холм?

— Самоубийство. Мои винтовки дают по восемь-десять выстрелов в минуту. А пулеметы по двести пятьдесят. Наступающие на холм части будут вынуждены идти против шквального огня. Не думаю, что они готовы к такому.

— Хорошо. Я поддерживаю ваше предложение. Кто-нибудь возражает? — Пьер оглядел всех присутствующих, но старшие офицеры армии лишь молчаливо кивали, сталкиваясь с его взглядом. — Отлично. Если нет возражений, то занимайте холм.

Эта новая позиция совершенно вогнала в тоску солдат бригады, так как великий князь развернул на ней очень масштабную игру в «кротов». Поэтому, когда утром двадцать первого июля со стороны церквушки Садли показались федеральные войска, их ждал очень неприятный сюрприз.

А там было чему удивиться. За те шестнадцать суток, что люди великого князя осваивали холм, он превратился практически в кусок ожившей истории, которую вырвали из совсем другой эпохи. Солдаты в пехотных шлемах и форме серо-земляного цвета сновали по позициям, которые отлично бы сгодились и в середине XX века. Грамотно организованная круговая линия траншей, ходов, пулеметных дзотов и блиндажей позволяла не только вольготно обустроиться бригаде, но и прекрасно поместить все имущество, полевой госпиталь и землянки для отдыха. А на вершине холма на качественно изготовленном флагштоке, что стоял в центре комплекса артиллерийских окопов, развевался фланг Конфедерации. Даже уборные, и те Александр удосужился нормально организовать, чтобы в случае необходимости солдаты смогли спокойно справлять свои физиологические нужды и при длительной осаде. Это не считая того, что бойцы бригады расчистили всю местность перед холмом от кустарника и леса, предотвратив любые шансы незаметного подхода противника.

И вот на эту военно-техническую идиллию со стороны владений Садли вышло нечто вроде бесформенной толпы в помятых, слегка засаленных синих мундирах. Эти ребята хоть и несли в руках дульнозарядные винтовки Спрингфилда образца 1855 года, но все равно больше напоминали богомольцев, чем армию. То здесь, то там мелькали офицеры на конях, которые безуспешно пытались хоть как-то управиться с этой необузданной стихией совершенно распущенных чудаков, которые носили звание солдат лишь благодаря какому-то чудовищному недоразумению. Саша, глядя на это, даже улыбнулся какой-то странной, таинственной улыбкой: «Эко как иногда история выкручивает!» Впрочем, Сергей Семенович сделал свои выводы из этой улыбки, посчитав, что великий князь радуется легкой победе, так как «эти бродяги», по мнению Урусова, выиграть могли только чудом или Божьим попущением.

На холм Метьюз наступала первая дивизия бригадного генерала Даниэля Тайлера — самое крупное воинское соединение в этой армии северян, которое насчитывало без малого тринадцать тысяч человек. Но тут стоит оговориться — наступали они лишь в понимании ополчения середины девятнадцатого века. И это не имело совершенно ничего общего с мощными, энергичными атаками того же Суворова, и уж тем более им было далеко до легендарных эпизодов, в которых русская морская пехота наводила ужас на немцев в дни Великой Отечественной войны. Северяне вели себя, как какие-то чудные существа. Почти блаженные. В большинстве случаев атака представляла собой мерное, ритмичное выдвижение развернутой густой цепи, которая, пройдя шагов тридцать-сорок под огнем неприятеля, разворачивалась и со всех ног начинала убегать. Действо, которое происходило у подножия холма, было похоже даже не на бой, а на что-то вроде тира.

Артиллерия весь бой даже не отвлекалась на клоунов, которые пытались вести прямую атаку на холм, и поддерживала бригаду Эванса, что обороняла каменный мост. К концу дня, правда, там от моста почти ничего не осталось, но третья дивизия северян Сэмюэля Хельтцельмана оказалась остановлена и отброшена. Александр на это особо обратил внимание, сделав пометку в своем дневнике, так как бригаду можно было существенно быстрее отбросить, нанеся более солидные потери, если бы артиллерия была чуть более современной — хотя бы просто казнозарядной. Да и 87-мм пороховой фугас был очень слабоват и вопиюще требовал перехода на более интересные начинки.

За весь бой на участке обороны бригадного генерала принца Александра был только один острый момент, когда Уильям Шерман, лично возглавив 13-й полк, прошел западнее каменного моста по крестьянскому броду и попытался зайти в тыл к Славянской бригаде. Он, вероятно, мог добиться успеха, но Саша, понимая опасность таких моментов, заведомо подготовился к круговой обороне. Поэтому, подпустив поближе федеральный полк, Миша Скобелев метров с шестисот расстрелял его, командуя отрядом из трехсот стрелков при двух пулеметах. За пару минут обстрела от полка северян в пятьсот бойцов осталось меньше сотни. Да и тех чуть позже хорошо накрыла залпом артиллерия, когда, отступая, они попробовали перейти реку Булл-Ран по тому же броду, которым пользовались, чтобы переправиться на эту сторону полчаса назад. Сложно сказать, сколько из них выжило, но вряд ли там получилось больше двух-трех десятков человек. К счастью, Уильям такого позора наблюдать не мог, ибо на первой минуте был убит, получив два попадания в грудь. Возглавлять атаки пехоты верхом на коне не самая разумная идея, на что Александр не преминул обратить внимание Урусова. Да и вообще всех офицеров, которые были при нем у флагштока и наблюдали за действом в бинокли.

Вечером, когда на позиции бригады прибыло командование Северовирджинской армии (в которую к тому времени уже преобразовали Потомакскую) в лице генералов Борегара и Джонсона, то на них было страшно посмотреть. У них было что-то вроде когнитивного диссонанса. Эта парочка совершенно не могла понять, что же здесь вообще произошло. Дело заключалось вот в чем. К концу дня раненых северян уже почти не осталось, так как никто их не вытаскивал с простреливаемых позиций, а потому они благополучно умирали от потери крови, пополняя число погибших. Так вот. На восточных позициях армии, где южане воевали по старинке, по предварительным подсчетам, погибло около двухсот сорока солдат противника, не считая примерно пятисот раненых, которые выживали из-за менее губительного огня конфедератов. И такой расклад считался очень даже солидным успехом. Однако в окрестностях холма Метьюз лежало две тысячи сто сорок восемь трупов. И это число казалось что Джонсону, что Борегару совершенно необъяснимым.

Секрет Александра был прост и базировался на двух деталях, связанных с тактикой и оружием противника. В дивизии Даниэля Тайлера все бойцы были вооружены единообразно — дульнозарядными винтовками системы Спрингфилда образца 1855 года, которые тяжелую пулю калибра 30 мм пускали примерно на семьсот-восемьсот метров. Но это была предельная дальность стрельбы с жутким рассеиванием. Сразу по прибытии на позиции великий князь проконсультировался касательно того, как принято в американской армии использовать подобное оружие (которое предположительно было у всех северян), и с удивлением обнаружил, что, как правило, раньше чем с четырехсот метров из него стараются не стрелять. Соответственно, имея абсолютное преимущество в дальности, точности и плотности стрельбы, его бойцы начинали стрелять примерно с километра. Поэтому зачастую противник просто не успевал выйти на дистанцию открытия огня. Что было очень печально. Для северян. Настолько печально, что единственный раненый боец в бригаде Александра имел легкое сотрясение мозга от попадания в пехотный шлем тяжелой пули на излете. Иных пострадавших солдат во вверенной ему части не было. А единственной серьезной неприятностью, помимо слегка ошалевшего от сотрясения солдата, стал дикий расход боеприпасов — только винтовочных патронов ушло около ста тысяч, не говоря уже о снарядах к пушкам, которых осталось не более трех десятков на «ствол».