Глубина - Ян Валетов

От могучего удара внутри полусгнившего корпуса пришел в действие пусковой механизм, ржавая предохранительная планка рассыпалась в пыль, и не «протухший» за восемьдесят лет стакан с гремучей ртутью, взорвавшись, заставил детонировать пятидесятикилограммовый заряд, установленный под настилом палубы. Взрывная волна в воде распространяется мгновенно. Остальные заряды, а работоспособными остались все, кроме одного, сработали через доли секунды после первого.

Взрыв почти трехсот килограммов взрывчатки на глубине в сорок метров вначале не был виден на поверхности.

Губатый орал матерно с кормы бота, показывая в сторону «Ласточки» кулак и все неприличные жесты, какие мог вспомнить. Кущенко, сообразив, что то, о чем предупреждал Пименов, таки произошло, разворачивал яхту на обратный курс, красиво уложив ее на борт. Ошалевший от пролетевшей рядом многокилограммовой смерти Ельцов барахтался рядом с погружающейся на дно, разорванной надувной лодкой, визжа, как поросенок.

При распространении взрывной волны в воде и, далее, в воздухе, все находящееся на границе сред гибнет мгновенно. Олег Ельцов превратился в мешок с переломанными костями за миг до того, как вода над местом взрыва забурлила и взлетела вверх пенным столбом. От сотрясения качнулась, казалось, сама чаша бухты.

Губатый присел на полусогнутые, и слова застряли у него в горле костью.

Вместе с тоннами воды в воздухе зависли серебристые рыбьи тушки, какие-то непонятные обломки, нити водорослей, желеобразные тела медуз, «хондовский» мотор с «резинки» вместе с остатками фанерного транца, кувыркающиеся в воздухе серебристые ельцовские баллоны, и само, похожее на дохлого червяка, тело Ленкиного мужа.

«Тайну» подбросило, и тут же бот провалился вниз, подсев под бортовую волну. Идущий с глубины вал достиг скалы, огораживающей бухту, бессильно лизнул массивное каменное тело и ринулся назад, вырастая на глазах.

– Держись! – заорал Губатый Ленке и сам вцепился в кормовой леер, как обезьяна за ветку.

Волна обрушилась на бот и перескочила через него, покрыв палубу сплошным слоем. Потоки хлынули в рубку через открытые окна, смывая все со стола, и ухнули по трапу в тесную каюту. Изотова успела ухватиться за стрелу тали и удержалась на палубе чудом. С грохотом врезались в генератор «фаберовские» баллоны, и он, плюнув искрами, замолк.

– Твою мать! – прокричала Ленка отплевываясь. Глаза у нее были круглые. – Ох, ничего ж себе…

Губатый ничего не сказал – он следил за «Ласточкой» по которой также хлестнул обратный вал, отраженный от противоположной каменной стенки. Яхта, на счастье, была куда выше приземистой «Тайны», и вода прокатилась только по её открытой корме, но, все же, крен катера едва не стал критическим. «Ласточка» легла на борт так, что зарылась фальшбортом в море, в какой то миг Пименов видел даже синюю подводную часть, основание пера – еще секунда, и яхта сделала бы оверкиль[22], но все-таки устояла.

И в этот момент взлетевшая в воздух вода обрушилась вниз, вместе с рыбой, водорослями, медузами, обломками, обрывками лодки, мотором и изломанным телом Ельцова.

Изотова провожала падающий труп непонимающим взглядом и только когда то, что мгновения назад было Ельцовым ударилось об воду со звуком перекрывающим шорох миллионов капель, бьющих по поверхности, она охнула. Но охнула не от шока, как подумалось Губатому, а, скорее, от неожиданности.

«Это все… – подумал Пименов, крутя головой словно контуженный. Думалось почему-то отрешенно, словно он смотрел на случившееся со стороны, а не был непосредственным участником разыгрывающейся драмы, в которой уже был один покойник. – Вот и кончился старый французский фильм».

Труп Олега качался на волнах лицом вниз и вода вокруг него окрашивалась в кровавый цвет.

«Ласточка» заглушила моторы и шла к «Тайне» уже по инерции, в наступившей тишине слышно было, как на два голоса воют в рубке обнаженные наяды. Кущенко с окаменевшим лицом уже стоял на баке. Снизу, перед форштевнем яхты, медленно всплывали оглушенные взрывом рыбины.

Губатый перевел взгляд на Изотову.

Та стояла неподвижно, мокрая насквозь. С волос на плечи капала вода, капли сбегали и по лицу, так что, плачет она или не плачет, было не разобрать.

Но Леха был уверен, что Ленка не плачет, а рассматривает искореженное тело мужа с некоторым интересом, как вивисектор разглядывает только что разъятый труп исследуемого животного. Или, как испорченный ребенок глядит на бабочку с оторванными крылышками, еще минуту назад порхавшую между ярких цветов.

Ельцов не был похож на бабочку. Сейчас он более всего напоминал мертвую морскую звезду – руки и ноги его были раскиданы в стороны, а тело странно изломано, отчего не возникало сомнений, что позвоночник лопнул в нескольких местах.

– Что это было, Пима!?

У Кущенко даже испуганный крик больше походил на визг.

– Что это, мать твою, было?

Пименов вспомнил, что Кущ и слыхом не слыхивал о зарядах на дне, но необходимость объясняться больше не пугала. Что означала еще одна открывшаяся ложь в сравнении с длинной чередой обманов, предстоящих впереди? А в том, что придется лгать и изворачиваться во время предстоящего следствия Губатый не сомневался, как и в том, что надо будет откупаться. Сезон кончился вместе с фильмом о солнце, море и приятности супружеской неверности. Дальше были будни.

– Потом объясню…

Он махнул рукой в сторону растерянного Куща и подошел к Ленке стоявшей неподвижно, словно корабельная скульптура. Или Бегущая по волнам на виденной в детстве литографии. Только герои у Грина были благородны до полного неправдоподобия, жили долго и умирали в один день, но от этого становились только более привлекательными. В жизни так не бывало. В жизни почему-то чаще бывало так, как сейчас. Без благородства и красивых диалогов.

– Ты поможешь мне его поднять? – спросил Губатый негромко.

Изотова кивнула, продолжая жадно смотреть на страшную картину перед ней. И Пименов подумал еще, что так смотрят, когда хотят что-то сохранить в памяти надолго если не навсегда!

– Что это было? – опять завел свое Владимир Анатольевич.

«Ласточка» подошла совсем близко. Девицы уже выли не в рубке, а стоя у планшира. Вот уж кто был перепуган не на шутку. Скучная поездка с вымученным ночным весельем оборачивалась одной большой неприятностью.

Когда они с Ленкой поднимали тело Ельцова на «Адвенчер», Губатый поразился насколько тяжелым оказался Олег – казалось, он налился свинцом. Внешне, если не считать обильного кровотечения из носа, рта и ушей, тело было практически не повреждено, а вот с позвоночником Пименов не ошибся – взрывная волна перебила его в нескольких местах. Глаза Ельцова были широко открыты, в них не было ни муки, ни боли – одно бесконечное удивление. Пока Пименов правил к «Тайне», Олег лежал между двумя банками, как куча мокрого белья, брошенного на пайолы, и при каждом скачке «резинки» по короткой волне голова его болталась на переломанной шее игрушкой-неваляшкой, были когда-то такие. Ленка же вела себя спокойно, словно и не прожила с этим, пусть и нелюбимым, человеком несколько лет – помогла поднять тело из воды, уложить на дно лодки, а теперь сидела на носовой банке спиной к покойнику и даже не поворачивалась. И горе не лежало у нее на плечах неподъемным грузом, Губатый умел замечать такие вещи