Боно. Удивительная история спасенного кота, вдохновившего общество - Хелен Браун

– Проходите, – сказала она, отпирая дверь. – Я подожду здесь.

Когда я вошла, Боно дремал в картонной коробке.

– Привет, дружище, – сказала я, наклонившись и медленно приближаясь к нему.

Он встряхнул сонной головой. Я спросила, помнит ли он Лидию и нашу потрепанную старую студию.

– Сейчас ты живешь как король, да? – спросила я, протягивая руку. Он поднял свой королевский подбородок, чтобы я смогла его почесать.

– А тот раз, когда ты залез в камин? – сказала я, и слезы неожиданно полились из глаз. – О чем ты тогда думал?

Боно опустил голову и звонко замурлыкал. Я провела рукой по пышной шерсти вдоль его позвоночника и с радостью обнаружила, что острые края его грудной клетки больше не выступают.

– Неважно, что ты не узнаешь меня, – всхлипывала я, утирая слезы с подбородка. – Я так счастлива за тебя.

Я поцеловала его макушку и встала. По пути к дверям, где меня ждала Моник, что-то заставило меня обернуться и бросить последний взгляд.

Некоторые говорят, что коты показывают свою любовь к людям, медленно прищуривая глаза, – это называется поцелуй глазами. Когда Боно поднял на меня взгляд и подмигнул мне своими совиными глазами, между нами пробежал электрический разряд. Он посылал мне золотые нимбы любви, и я поняла, что он не забыл время, которое мы провели вместе, и благодарен мне за свою новую жизнь. И тогда я услышала слова, которые не ожидала и не надеялась услышать, но они явственно донеслись до меня, произнесенные мягким голосом: «Теперь ты можешь ехать домой».

Рассказ двух котов

После моей второй поездки в Нью-Йорк стали происходить странные события. Прежде всего, исчезли муравьи. Не знаю, чем это объяснить, кроме того, что они пробыли с нами столько лет, что я даже забыла ненавидеть их, что доказывает мою теорию, что враги питаются ненавистью.

Во-вторых, благодаря сеансам физиотерапии и пилатесу мое колено пришло в норму.

А затем мы сделали то, на что я клялась никогда не соглашаться. Мы осуществили мечту Филиппа о покупке дома на пляже с моторной лодкой впридачу. Это покосившаяся лачуга, построенная еще в 1960-е, на острове Филлипа (с двумя «Л», в отличие от имени мужа). Остров находится в двух часах езды от Мельбурна, он никогда не был фешенебельным курортом, что я отношу к его достоинствам. Несмотря на то что размерами он превосходит Манхэттен, здесь постоянно живет только 11 000 человек. Как и Манхэттен, он соединен с материком – в данном случае одним мостом длиной 640 метров. Как и в Нью-Йорке, на этом острове приемлема некоторая степень эксцентричности. Можно смело утверждать, что на этом сходство заканчивается.

Пристанище серферов, фермеров, активистов «зеленого» движения и нескольких художников, остров обладает грубой красотой, напоминающей мне о прибрежной зоне Новой Зеландии, где я выросла. Дикие пляжи, подходящие для серфинга, сменяются укромными золотыми бухтами.

Мне нравятся прагматичные жители острова, прозрачный соленый воздух и то, как волны катятся из Антарктиды, чтобы разбиться о скалы. Но главное, за что я люблю этот остров, это то, что здесь одно из тех редких мест, где дикие животные удостаивают человека чести, оставаясь рядом с ним. Океан населяют тысячи тюленей и пингвинов. Куриные гуси с Кейп-Баррена с лимонно-зелеными клювами важно идут по дорогам, уверенные в том, что любой объект на колесах остановится, пропуская их. Кенгуру-валлаби регулярно заходят к нам во двор.

По утрам, просыпаясь под пронзительный крик черных какаду, я лежу, не вставая, и жду, когда до меня донесется звук намазываемого на тосты джема. Я осознала, что на свете мало что может быть романтичнее, чем муж, который два десятка лет подряд приносит своей жене в постель чай и тосты. Подумать только, сколько времени я потратила на то, чтобы спорить с его мечтой о хижине на пляже. Конечно, это означает, что иногда нужно застилать лишние кровати, но гости приезжают со своими простынями, и кто-то всегда оказывается рядом, чтобы достать полотенце для посуды. Лидия и Рамон щедро преподнесли нам робот-пылесос, который ходит по полу, собирая песок, из-за которого я переживала. Что касается Джоны, он рад сменить два часа переезда в своей переноске на заднем сиденье автомобиля на долгий уик-энд на спинке дивана на теплом солнечном пляже.

Складывается такое впечатление, что у нашего дома раздвижные стены, внутри которых, когда отец Филиппа приезжает из Новой Зеландии, прекрасно проводят время четыре поколения. Когда начинается черед рождественских праздников и дней рождения, я наблюдаю, как наши внучки впитывают в себя мгновения, которые будут вспоминать на закате жизни.

Мои любимые минуты – это когда мы остаемся только вдвоем (плюс Джона) и дом заключает нас в свои объятия. Филипп проверяет прилив, и, если море выглядит достаточно кротким, я помогаю ему спустить лодку. Там, на воде, отпечаток рабочей недели сходит с его лица, и я вижу мужчину, в которого была влюблена все эти годы – и влюблена до сих пор.

Когда дельфин поднимается на гребне волны и смотрит на меня своими любопытными глазами, я понимаю, что мне не нужно переживать о наступлении старости. Все, что сейчас имеет значение, – это продолжать взрослеть.

На острове по ночам бывает холодно. Выпив по бокалу красного вина перед пылающим камином, мы заваливаемся в кровать вместе с Джоной, греющим нам пятки. Укутавшись в простыни, я тянусь к пушистому теплу байковой пижамы Филиппа. Как бы то ни было, зеленая клетка отлично сочетается с островом. На самом деле, она настолько хорошо вписывается в эту обстановку, что я купила себе пижаму в красную клетку в пару.

Как-то один местный житель сказал мне, что люди оставляют за собой серебряный след, куда бы они ни шли. Даже после того, как человек переехал на новое место, остается след его души. Какая-то часть меня всегда будет принадлежать Нью-Йорку и Боно, а также Новой Зеландии и другим уголкам мира, которые я люблю. Если бы у меня была тысяча жизней, я бы посвятила себя каждому из них и каждый сделала бы своим домом. Но сейчас все, что у меня есть, это эта жизнь, этот момент.

Боно напомнил мне о том, что нужно жить с оптимизмом и большим сердцем. Как и он, я стараюсь не тратить время, думая о том, что я потеряла и как мало мне осталось. Страх не имеет значения. То место, откуда мы пришли, и то, куда уйдем, находятся не так далеко друг от друга.

Я иду босая по пляжу и наслаждаюсь волнами, омывающими мои ноги, как ледяное шампанское. Семья, дружба и надежный брак делают жизнь полной. Благодаря Боно я обрела покой. Иметь свой дом – это бесценно.

Для создания книги нужен не один человек; в данном случае у «Боно» сотни ангелов-хранителей. Без неизменной преданности Микейлы Гамилтон и Виды Энгстранд делу спасения кота я бы никогда не встретила кота-рок-звезду или преданных людей, работающих в «Байдеви».

Филипп проявил невероятную настойчивость, поддерживая меня в написании этой книги. В течение всего года работы над ней он проявил бескрайнее терпение, каждый вечер читая вслух новые страницы. Это не только позволяло ему накладывать вето на мои худшие излияния, но и помогало мне поймать чувство ритма в предложениях.