Французский шелк - Сандра Браун

— Мне надо было все-таки идти в дантисты, как того хотела моя мать. — И ворчливо добавил:

— По крайней мере, ты не стал мне лгать. А я бы почувствовал ложь. Слухи ведь все равно идут.

— Слухи о чем?

— О том, что ты неравнодушен к мисс Лоран. Гленн уже жаловался по этому поводу комиссару полиции. А тот — мне.

— Боже! — со злостью воскликнул Кассиди. — Гленн не имел права…

— К черту, имел он все права. Это ведь и его дело, ты не забыл? И он не хочет, чтобы оно было похерено обвинителем, у которого вместо головы… сам знаешь что. Я не хочу так поступать с тобой, сынок. Но ты мне не оставляешь выбора. Я вынужден отстранить тебя от дела.

— Не надо, Тони. — Кассиди встал со стула и склонился над столом шефа. — Я должен им заниматься. Я привлеку виновного к суду и добьюсь приговора. Моя карьера зависит от этого. И я не упущу такой возможности. Ни за что на свете.

— И даже готов поступиться любимой женщиной?

— Уж женщина меня точно не остановит. Краудер какое-то мгновение изучал его.

— Говоришь убедительно, как будто и впрямь так думаешь.

— Так и есть. — Кассиди подумал, стоит ли поднимать сейчас вопрос, который всегда оставался закрытым для обсуждения. Но прошлой ночью он предупредил Клэр, что переходит в наступление. Краудера тоже надо было убедить в этом. — Ты, наверное, был удивлен, Тони, почему я отказался от работы в адвокатуре, приехав сюда.

— Да, мне казалось странным, что ты отказался от такой прибыльной практики, променяв ее на то мизерное жалованье, что платит округ. Но, просмотрев твой послужной список, я пришел к выводу, что мне повезло с помощником. Зачем вновь поднимать этот вопрос?

Кассиди начал мерить шагами кабинет Краудера.

— Как ты сказал, у меня действительно была выгодная практика. На моем счету было внушительное число побед. Другими словами, клиенты мои разгуливали на свободе, а я себя чувствовал чертовски довольным и уверенным в себе.

— Мне это знакомо.

Кассиди усмехнулся замечанию Краудера.

— И вот появился новый клиент, который нанял меня для защиты. Негодяй отъявленный и со списком судимостей длиннее, чем мы рука, но могущественный, как дьявол. Он был осужден за вооруженное нападение, но отсидел лишь часть срока, когда его освободили под залог. Через несколько недель после освобождения он позвонил мне. Сказал, что ему меня рекомендовали с самой лучшей стороны. Наслышан о моем бесстрашии. Сказал, что уверен во мне, что я позабочусь о том, чтобы он был на свободе.

Кассиди сделал паузу, на мгновение прикрыв глаза, потом добавил:

— Я тоже был уверен в себе. Тони, вот ведь в чем весь ужас. Итак, я взялся за его дело. На этот раз речь шла о нападении с целью изнасилования, хотя женщине и удалось вырваться и убежать.

Кассиди перестал расхаживать по кабинету и уставился в окно.

— Жертвой была молодая девушка, едва за двадцать, хорошенькая, стройная, — тихо начал он. — Мой клиент напал на нее в сумерках, когда она выходила с работы. Дело было гиблое. Его поймали со спущенными штанами недалеко от места происшествия. Обвинитель отклонял все прошения об освобождении под залог. Он очень хотел упечь мерзавца за решетку. Дело отправили в суд. Все, на что я мог рассчитывать, — это на везение и свое нахальство, а уж в этом я преуспел вполне, — сказал он, сжимая кулаки. — На этот раз я превзошел самого себя. К тому времени, как я закончил перекрестный допрос девушки, судьи уже не сомневались в том, что она шлюха, которая носит на работу мини-юбки, соблазняя коллег-мужчин. Я до сих пор помню ощущение удачи, которое испытал тогда, — ведь девушка держалась так самоуверенно и нагло. Я постарался привлечь внимание судей к ее грудям. О боже!

Он прикрыл рукой глаза, пытаясь изгнать из памяти воспоминания о плачущей молодой женщине, которую на глазах у всех он словно раздевал и насиловал сам.

— Я клеймил ее позором, порочил ее репутацию, выставил ее как обыкновенную проститутку, которая, запросив слишком много за свои услуги, жестоко поплатилась за это.

Он убрал с глаз руку и безучастно уставился в окно.

— Это была блестяще организованная защита. Я старался подкинуть прессе побольше грязных подробностей. Если бы суд вынес обвинительный приговор, я мог бы сказать, что моего клиента подставила пресса, а сам уйти в сторону. Но суд не вынес обвинения. — В его голосе проскользнуло удивление, которое он испытывал всякий раз, когда думал о том деле. — Судьи поддались моим театральным эффектам. Они оправдали сукина сына.

— Ты сделал то, за что тебе было заплачено, — заметил Краудер.

— Это не оправдание.

— Добрая половина юристов похвалила бы тебя и позавидовала твоему успеху.

— Ты называешь это успехом? Оболванил присяжных, оскорбил честь адвоката.

— Итак, ты перестарался. Это было… сколько, пять лет назад или больше? Оставь это в прошлом, Кассиди. Прости себе эту единственную ошибку.

— Может быть, я и смог бы простить, но на этом история не закончилась.

— О боже. — Краудер откинулся на спинку кресла, приготовившись к худшему.

— Через две недели после освобождения из-под стражи мой клиент похитил прямо со школьного двора одиннадцатилетнюю девочку, завез ее в заброшенный уголок городского парка, где изнасиловал с особой жестокостью, а потом задушил ее же лифчиком. Я назвал лишь те действия, которые имеют определение в юридической практике. Остальные… о них даже трудно говорить.

На некоторое время воцарилось напряженное молчание.

Наконец Краудер сказал:

— И после этого ты закрыл свою адвокатскую контору. Кассиди обернулся и посмотрел на шефа.

— Закрыл контору, поставил на себе крест, освободил жену от тяжкой доли быть за мной замужем и покинул город. Так я оказался здесь.

— Где и проявил чертовское трудолюбие. Оказался ценным приобретением для нашей конторы.

Кассиди поморщился, вновь задаваясь вопросом, сумеет ли он когда-нибудь избавиться от этого комплекса вины. Удастся ли ему когда-нибудь добиться такого обвинительного приговора, которым бы он искупил свой грех и снял с себя вину за гибель девочки. Сможет ли он когда-нибудь предстать перед убитыми горем родителями, сказав: «Наконец я чист перед вами»? Нет, никогда. Но он все равно будет к этому стремиться всю свою жизнь.

— Я больше не допущу оплошности в исполнении своего долга. Тони. И никогда не позволю еще одному негодяю увильнуть от ответственности, не допущу, чтобы насильники или убийцы разгуливали среди ничего не подозревающих граждан, большинство из которых все-таки верят в нас и закон, хотя и напрасно.

— Ну, не совсем напрасно. Время от времени мы все-таки ловим преступников.