Невидимый - Дэвид Левитан

Должен быть еще один вопрос. Что-то, что я могла бы облечь в слова, которые волшебным образом открыли бы нам безопасный путь по этому минному полю. Я гляжу на Милли в надежде, что она знает слова, неизвестные мне.

Милли просто кладет свою руку на мою.

Мне удается выжать из Милли одну-единственную уступку: она никогда не скажет Стивену, что на самом деле произошло в метро. Я пристально смотрю на Сола до тех пор, пока он не поклянется, пусть и ворчливо, что тоже будет хранить тайну.

И начинается ложь.

По мере того как проходит одна, вторая, третья неделя, меня волнует не только то, что я скрываю от Стивена такие опасные вещи. Ложь отдаляет меня от него. И не только в плане барьеров, которые приходится воздвигать там, где расположены мои ум и сердце. От Стивена меня отталкивает необходимость. Хотя я и обещала Милли не вытягивать проклятия без ее ведома, я не хочу ограничивать себя нашими ежедневными занятиями. Я не могу сказать Стивену, что я делаю. Видимо, Милли довольна тем, что я следую нашему плану занятий, и верит мне на слово. Я почти уверена, что Сол подозревает, что я вожу ее за нос; надо видеть как он устремляет на меня взгляд своего единственного глаза во время занятий в заклинариуме. Но доверься я Стивену, он бы попытался меня остановить. Он не готов рисковать мной так же, как я не готова рисковать им.

И по той же причине я не могу рассказать о происходящем Лори.

Получается, я остаюсь одна.

Я отправляюсь в город. Одна. И я ищу проклятия.

Я убеждаю себя, что не предаю Стивена, и Лори, и Милли, потому что я не рискую. Во всяком случае, не рискую по-крупному.

Хотя мне удается отыскать проклятия всех форм и размеров, от смешных до ужасных, я вытягиваю только маленькие. Это те прививки, которые я сама себе делаю против проклятий. Мне пора уже получать проценты за всех тех людей, которым я помогла в итоге поймать такси. Милли не шутила, говоря, что невозможность поймать такси – самое распространенное заклятие в Манхэттене.

Я пытаюсь еще как-то уменьшить степень моего предательства, сократив упражнения по вытягиванию проклятий до одного в день, после уроков с Милли, чтобы у моего тела было достаточно времени восстановиться. Если у меня нет слишком плохой реакции на проклятие, я бегу домой, чтобы посмотреть «Ходячий замок» или «Последнего единорога» в миллионный раз, или продолжать наше изобретательное соревнование по игре в «Эрудит», где все слова выдуманы, но создатель слова должен дать нам его значение, чтобы все участники согласились с тем, что значение убедительно. Мы со Стивеном заполняем время, проводимое вместе, всем подряд, но только не разговорами об искателях заклинаний и создателях проклятий.

Иногда мне трудно скрыть, как я устала лгать и вытягивать проклятия. Когда это происходит, Стивен увлекает меня в свою спальню. Берет в свои объятия. И я сплю, свернувшись рядом с ним, пока не чувствую себя достаточно сильной, чтобы снова выйти на шумные улицы.

Должно быть, он знает, что я скрываю от него разные вещи. Но он предпочитает не спрашивать, не разузнавать, почему я все чаще отсутствую в нашем доме. В нашем безопасном пространстве. Сперва я чувствовала необходимость создать мифическую цель, объясняя, что мне нужно научиться самой ориентироваться в Нью-Йорке, если осенью я хочу покорить школу Стайвесант. Стивен принял мои слова за чистую монету, несмотря на то что за ними ничего не. Я уверена, что он заполняет эту лакуну своим собственным рассказом о том, что я делаю на самом деле. Почему я все больше времени провожу в разлуке с ним.

Но мы не ведем дальнейших обсуждений. Иногда я думаю: может быть, он боится спросить? Если он знает, что простукивание тонкой фанеры между правдой и вымыслом, которую я воздвигла, может разрушить все, что построили совместными усилиями. Но и я не спрашиваю. Кажется почти невозможным, что мы так сблизились, но при этом не переступаем последнюю черту.

И вот мы продолжаем наш танец новой любви на очень близком расстоянии.

И вот в то утро, когда привычный рисунок ломается, я задаю себе те же вопросы, которые задаю каждый день: становлюсь ли я лучше в этом деле? Укрепляется ли мой иммунитет? Не стоит ли мне вытянуть более сильное проклятие?

У меня есть постоянный список мест, куда я то и дело прихожу в поиске проклятий. Фонтан с ангелом. Магазин «Эппл» напротив «Плаза-отеля». Торговец воздушными шарами возле зоосада в Центральном парке. Я даже время от времени возвращаюсь на красную ветку метро, по которой мы ездили с Милли и Солом, хотя, когда я так делаю, у меня неизменно случается боль в животе и я покрываюсь гусиной кожей.

Сейчас я в «Коллекции Фрика»[12], и это означает, что мне нелегко. Я скрываюсь в музеях, когда мне нужен перерыв. Не то чтобы я особенно избегала проклятий (здесь я уже заметила несколько), но среди этих культурных монолитов «Фрик» представляется довольно тихим местом, и я оказываюсь там, когда не чувствую в себе сил встретиться с широким кругом проклятий.

В залах «Фрика» я не столько провожу время, изучая экспозиции, сколько глазею на здание, думая о том, зачем оно было построено изначально. Это был чей-то дом. Хотя я и прочитала достаточно, чтобы знать, что мистер Фрик построил дом с тем намерением, чтобы в один прекрасный день его коллекции стали доступными публике, я не могу не чувствовать, что здание словно раскаивается в собственной роскоши. Что лестницы и стены застенчивы, как будто понимают, что очень немногие жители земли прикоснутся к золотому великолепию, которое мог себе позволить основатель. Я считаю, что возрождение усадьбы в качестве музея является своего рода искуплением той жизни, которую этот дом вел в качестве обители сталелитейного магната: дворец эры прогрессивизма, стоявший всего в нескольких милях от разрушающихся, перенаселенных трущоб Нижнего Ист-Сайда.

«Фрик», как очень многие места, напоминает мне о том, что Нью-Йорк был – и остается – идентичностью, построенной на противоречиях. Он является идеальным отражением отсутствия равновесия в жизни. Возможно, поэтому я стала себя чувствовать здесь как дома.

Возможно, я прихожу во «Фрик», потому что тоже надеюсь на искупление. Надеюсь, что добрые дела в будущем помогут стереть из памяти мой нынешний обман.

Получается так, что когда время, как мне кажется, начинает ускоряться, я смотрю на часы. Как многие другие часы в «Коллекции Фрика», эти тоже золотые, но я люблю их, потому что на них изображен ангел, стремительно летящий вниз с постамента. Его руки подхватывают человека, и я не уверена, означает ли это, что он спасает его, или что человек убегает от воина, выполняющего волю мстительного бога.

Ангелы в этом городе повсюду. Когда я смотрю на этого, то задумываюсь: а вдруг ангелы Нью-Йорка перешептываются друг с другом о том, что видят. Когда они обмениваются своими историями, смеются ли они над нами или плачут? Возможно, и то и другое.