Первичный крик - Артур Янов

Больные, прошедшие курс первичной терапии, часто сообщают о том, что у них кардинально — и к лучшему — изменилась координация движений. Они рассказывают о том, как они стали бегать, как стали бросать и ловить мяч. Игроки в теннис рассказывали, что стали побеждать соперников, которые раньше легко одерживали над ними верх. Отчасти это можно объяснить снятием давившего прежде напряжения. Исчезло расщепление, которое прежде мешало части тела и дыхательной системы участвовать в согласованных движениях. Во время одного из сеансов первичной терапии этот больной вдруг заметил, что его дыхание, наконец, пришло в гармонию с ритмами остальных частей организма.

Сеансы первичной терапии не вызывают эйфории, чувства «приподнятости»; они производят ощущение реальности, вызывают состояние, которое кажется приподнятым на фоне подавленности, которая была характерна для больного (также как любое реальное чувство по сравнению с нереальным). Напряжение притупляет сенсорный аппарат, то есть, органы, обес–печиваюшие восприятие ощущений, поэтому у невротиков нарушается не только поведение, но также вкус и обоняние. Так, многие невротики любят обильно приправлять блюда специями, чтобы чувствовать хоть какой‑то вкус.

Один пациент так описывал изменения в восприятии ощущений: «Я никогда не ел просто потому, что бы голоден. И я никогда не ощущал настоящего вкуса блюд, которые я ел. Прошлым вечером я ел мясо, приготовленное на гриле, и вдруг понял, что не могу переносить запах угля. Я ел жареное на углях мясо много лет, и никогда не ощущал их запаха». Когда притуплены чувства, притупляется и сама жизнь.

Сеансы первичной психотерапии не создают нового и особого качества восприятия ощущений, как не создают и СМИ ощущения; они лишь позволяют пациенту полностью ощутить свои дремавшие до поры сенсорные (чувствительные) способности. Двое больных перестали пользоваться очками. Такое улучшение сенсорного статуса делает пациентов, прошедших первичную терапию, особенно бодрыми и живыми. Люди начинают различать недоступные им прежде нюансы человеческих голосов или музыки.

Одна пациентка так описывала результаты первичной терапии: «До сих пор вся моя жизнь была расплывчатой и неопределенной, как не фокусированное изображение. Сеансы как будто снабдили меня линзой, которая вернула картине четкость. Все стало определенным и ясным. Я начала ощущать запахи, которые прежде для меня просто не существовали. Я впервые почувствовала, что от мужа неприятно пахнет потом. До этого моя жизнь была серой. Я впервые ощутила живость цветов».

Часто происходят изменения и в восприятии тепла. Одна пациентка рассказывала: «Похоже, что я мерзла всю жизнь, но не чувствовала холода самой моей жизни». Когда она явственно ощутила пустоту и холод своей ранней жизни в семье, она дрожала в течение получаса, но потом впервые в жизни ощутила тепло, так как обрела заново способность чувствовать. Чувство — это согревающее переживание, и не только в переносном смысле. В науке было проведено немало опытов, которые неопровержимо доказали, что кровеносные сосуды суживаются при предчувствии боли. Можно допустить — чисто умозри

тельно, конечно, что подобное сужение происходит и на фоне предчувствия первичной боли.

Хотя многие больные говорят о том, что чувствуют холод (и их кожа действительно холодна на ощупь) когда приближается чувство первичной боли, есть невротики, уязвимая сосудистая система которых реагирует на это событие совершенно по–ино- му. Происходящие в их организме процессы заставляют их испытывать непреходящий жар. Один пациент рассказывал: «Мне всегда было жарко — воротник вечно душил меня, как раскаленный ошейник. Я сходил с ума. Я был похож на котел, кипевший на огне ярости». Этот человек реагировал на внешние стимулы не страхом, а гневом.

В понятиях первичной теории то, как невротики кутаются, чтобы защитить себя от холода, есть символический процесс — так они защищают себя от ощущения холода и так они заставляют себя, точнее, свое внутреннее «я» — согреваться — в фигуральном смысле. Напротив, невротики, которые никогда в жизни не надевали свитер, словно говорят миру: «Я не нуждаюсь в том, чтобы со мной делились теплом». Последний тип обычно представлен сильными независимыми людьми, которые полностью отрицают свои потребности. Для таких людей выразить свою потребность означает проявить недопустимую слабость.

С физиологической точки зрения, пациент, прошедший сеансы первичной терапии не может быть нереальным. Он не может больше носить свитер в теплую погоду, потому что органы чувств вскоре скажут ему, что организм перегревается. Нереальность личности — это тотальное событие, которое разыгрывается на уровне целостного организма. То, как человек реагирует на гнев или страх, отчетливо сказывается на происходящих в организме биохимических процессах. Например, если разделить Сольных на две группы — на тех, кто допускает вспышки гнева и на тех, кто прячет гнев внутри, то можно обнаружить, что представители двух групп отличаются между собой по секреции определенных гормонов. У представителей первой группы — у сдерживающих гнев, преобладает гормон мозгового слоя надпочечников норадреналин, аулюдей, не склонных сдерживать гнев, в тех же железах в большем количестве секретирует–ся гормон адреналин. (Интересно отметить, что биохимики иногда называют норадреналин «неполным гормоном»[15].)

Теперь давайте посмотрим на больных, прошедших первичную терапию, с точки зрения тех психологических, нефизических перемен, которые с ними произошли.

Когда я спросил одного закончившего курс пациента, какие изменения в нем, на его взгляд, произошли, он ответил: «Теперь мне в высшей степени наплевать, выиграют ли «Мин- несота–Твинс» в этом сезоне вымпел, или нет». Это было отнюдь не шуточное утверждение. До прохождения первичной терапии этот пациент, по его собственному выражению, был «повернут» на бейсболе. Он знал назубок имена всех игроков лиги, количество набранных каждым из них очков, кто за какую команду играл и т. д. Для него этот интерес был символическим актом лицедейства. Он сам никогда не был причастен ни к какому серьезному делу, и выучив все имена и показатели, он считал себя теперь частью чего‑то. Позже он «идентифицировал себя с «Твинс», подсознательно надеясь стать победителем через них — все это только для того, чтобы скрыть от себя тот факт, что сам он был безнадежным аутсайдером и неудачником всю свою жизнь. Когда он реально разрешил свои внутренние проблемы, у него отпала необходимость решать их символически. Интересоваться командой — это одно; а жить и дышать ею — это совсем другое.

Еще один больной был помешан на американском футболе. Закончив курс первичной терапии, он вдруг остро ощутил, какая фантастически тяжелая борьба идет на игровом поле; она стала намного меньше интересовать его с тех пор, как он покончил с такой борьбой в своей собственной душе.

Пациент, который раньше любил оперу, стал поклонником рок–н-ролла, пройдя курс первичной психотерапии: «Эта музыка здоровее, она больше говорит телу, — говорил он по этому поводу. — Теперь, когда я ожил, я не могу больше смотреть на эти деланные оперные мучения. Рок для меня — это праздник и торжество жизни».