Цунами. История двух волн - Аня Ким

Совершенно опустошенные мы лежали лицом к лицу, не говоря ни слова. Сумерки сгустились, и спальня утонула в тени, я видела только очертания его лица и блеск темных глаз.

Если это — плата за счастье, то я готова вывернуть кошелек.

Наконец я наклонилась к нему и поцеловала в лоб долгим примирительным поцелуем. Хиро вдохнул с шумом, словно до этого не дышал вообще.

— Нам нужно заново знакомиться?

Он покачал головой.

— Ты меня знаешь. Я трус и лжец.

— Если ты надеешься, что я откажусь от выгодного брака из-за такой ерунды, то ты меня плохо знаешь. Я ведь известная охотница за денежками.

Он обнял меня и прижал лицом к плечу. Я не хотела проверять, смогу ли жить без него. Что угодно, только не это.

— Я не выдержу этого еще раз. Ты уверен, что на этот раз в твоей истории не осталось белых пятен?

Хиро покачал головой.

— Давай закончим со всем этим сегодня. Спрашивай, а я постараюсь ответить честно, насколько смогу.

Я устроилась поудобнее, охватив его запястье пальцами.

— Расскажи мне про школу. Почему ты дрался, почему ходил к доктору, где встретился с Такеши?

Я почувствовала, как его пульс стал чаще.

— Даже не знаю с чего начать. Давай покажу тебе старые фото.

Он принес из кабинета пару альбомов. Раньше я их не видела. Чуть нехотя перевернул обложку.

— У меня нет младенческих фотографий, ни одной. Сейчас тебе это наверное кажется странным, но в детстве я не обращал на это внимания. Мои фото начинаются с года.

На фотографии, видимо с праздника в честь дня рождения Хиро толстощекий младенец сидит между отцом и матерью. Я видимо накручиваю себя, но у них жутко холодные отстраненные лица.

Он перебирал фотографии. Малыш с деревянным мечом, мальчик с тетрисом, хмурый ребенок на коленях отца.

— Отца я видел редко, а мама мало занималась мной. Я все время пытался добиться ее внимания, соревновался с другими детьми в учебе, в ловкости, смелости. Часто попадал в истории и за это доставалось от отца. Как то меня спустили на веревке в колодец наших соседей, а достать не смогли и я провел там весь день, потому что боялся позвать на помощь и рассердить отца.

Но каких бы успехов я не добивался, матери было все равно. Она обращалась со мной как с вещью, протерла пыль, поставила на место. Годам к десяти я забросил учебу. На уроки ходил смешить одноклассников. Отца это ужасно злило, в день моего тринадцатилетия он выпил лишнего и рассказал, про свои разочарования. Он дал мне ублюдку хорошую жизнь, обеспечил место под солнцем, а я позорю его перед школой.

Женщина, которую я называл матерью не моя мать. Меня родила корейская хостесс, содержанка моего отца. Я никогда не видел ее и ничего о ней не знаю. После моего рождения ее выслали из страны, иностранка не имеет прав на ребенка-японца. Зная отцовские предпочтения, скорее всего она была молодой, красивой и глупой. Она не говорила по-японски и не знала местных законов. Отец получил от нее то, что хотел — здорового ребенка и отослал, заткнув рот пачкой банкнот.

— А как же твоя мать? Ну, то есть жена твоего отца.

Он презрительно скривил губы.

— Ребенку нужна мать. Отец спешно женился уже после моего рождения.

— Но как она согласилась на все это?

— Удачный брак на хороших условиях. Она не плохая женщина, просто я ей не нужен. Думаю, она огорчилась бы, если бы со мной что-то случилось, но любить меня она не могла, я был живым напоминанием о внебрачных связях отца. Мне ее жаль, возможно, сейчас корейская девочка, что родила меня, намного счастливее моей матери. Мать одинока, отец ее не замечает, у нее почти нет собственных средств, общих детей у них так и не вышло.

Он покачал головой, складывая стопкой их ледяные семейные фото. Этот взъерошенный мальчик на снимках, почему я не могу обнять тебя?

— Это тогда ты превратил школу в бойцовский клуб? — он натянуто улыбнулся.

— Мне хотелось, чтобы со мной случилось что-то серьезное. Хотелось выйти на площадь и заорать о том, как я всех ненавижу. Каждую секунду я помнил, о том, какое я ничтожество. Мне стало казаться, что люди сторонятся меня. Я представлял, что они сказали бы, если бы узнали, представлял их презрительные лица, — он вытянул руку и похрустел костяшками пальцев. — Я завидовал им и ненавидел их. Мне хотелось выбить из них все, чем они гордились. Я ничтожество, говорите, отлично, ничтожество начистит ваши рожи!

Я погладила его по руке.

— Тебе ведь было очень, очень плохо.

— Не защищай меня, — ответил он резко, — я был настоящим маленьким ублюдком. Статус моего отца служил мне защитой, будь я из простой семьи, меня бы призвали к ответственности после первой же такой выходки. Иногда отец казался почти довольным, хулиган устраивал его больше, чем скулящий щенок. Потом я перестал спать по ночам.

Всю ночь крутился в постели, а если засыпал, то просыпался от кошмаров. Отсыпался днем, дома или в школе. Плохо помню то время, все время спал.

Трудно жить, когда всем окружающим на тебя плевать, подумала я, осторожно разглаживая складку на его переносице.

— Кто послал тебя к доктору?

— Сам пришел. Было очень стыдно, но я внезапно нашел человека, который готов был меня выслушать. И я заговорил. Сначала он направил меня к неврологу, и я стал пить снотворное и какие-то успокоительные таблетки. Я ругался и делал вид, что ненавижу это место. Потом он вытянул из меня мою замечательную родословную. А потом мы придумали план, по которому я сам отвечал за себя и свою жизнь.

— Тебе просто было нужно, чтобы кто-то направил тебя?

— Я решил создать собственную команду. Просто выбрал нескольких человек и стал вести себя как друг. Я ведь милый, если сильно стараюсь. Дружба не намного сложнее физики, если делать все по правилам.

Я понимала, о чем он, в последнее время этот принцип работал и у меня.

— Ты выздоровел?

— Не знаю, можно ли так сказать. Я поставил себе цель. Потом закончил колледж, уехал в Америку учиться и устроился на работу в амбициозную айти компанию, чем привел отца в ярость. Когда я заявил, что не собираюсь принимать участия в его делах, он чуть не умер от злости.

В его голосе я слышала деланное веселье, но слова Вероники не давали мне поверить, что вся история закончится так.

— Ты ведь не можешь убегать от этого наследства вечно? — он вздохнул.

— Не могу. Мне придется возглавить компанию, но пусть он не надеется, что я сделаю это раньше, чем он сдохнет.

— Зачем он сделал это с тобой? Он не понимал, что ломает тебе жизнь?

— Скорее всего он до сих пор считает, что сделал доброе дело воспитав во мне сильный характер.