Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман

Culpa по латыни значит «вина». Mea culpa. Моя вина. В ней с любимой теткой и сестрой уживается грешница. Любовница. Пассия. От латинского слова patior, что означает «страдать».

И сколько ни крутилась она в этом вихре, итог был один — она не может порвать с Фрейдом. Слишком далеко зашла, чтобы остановиться. Теперь ей известно, что существует иное состояние. Чувство, захватившее каждую клетку тела, вынуждает ее из существа мыслящего превратиться в нечто противоположное. Ее желание было подвидом безумия.

Вечерело, когда двое путешественников прибыли на Берггассе. Налетел летний ураган, завесы ливня хлестали по крыше коляски, запряженной парой лошадей, свирепый ветер так и норовил своротить колеса в грязную канаву. Кучер с непокрытой головой с трудом удерживал мокрые поводья, осаживая лошадей, а те шарахались, пугая друг друга, были покрыты грязью и дымились испариной. Минна высадилась из коляски и, стиснув в руке бесполезный креповый зонтик, прошлепала по кочкам грязи, скопившимся у подъезда. Фрейд поспешно шел следом, наклонив голову и прикрываясь от непогоды.

Марта и дети жались на пороге, прячась от очередного дождевого потока. Сестра, словно спасая из воды утопающую, потянула Минну к себе и крепко обняла ее. Она с явным облегчением глядела на нее, и даже если и заметила что-то необычное, то не подала виду.

— Мне было одиноко без тебя, сестричка, — сказала Марта, убирая со лба Минны выбившуюся мокрую прядь. — Здесь твой дом, пока ты хочешь оставаться в нем.

Минна не могла отделаться от мысли, что сцена встречи очень напоминает ту, предыдущую, когда она впервые приехала к Фрейдам. С одним исключением. Теперь она явилась домой за счет своего зятя. Минна вглядывалась в бледное лицо Марты, ища хоть тень недоверия или сомнения, но ничего не находила, только усталость, скрывавшуюся под гостеприимством.

Дети встретили их с восторгом. Они все, как один, были здоровы. Софи по-хозяйски взяла Минну за руку и стала настойчиво тянуть ее наверх, чтобы показать свой новый кукольный домик. Мальчики окружили отца и засыпали его вопросами:

— А ты по грибы ходил?

— А в озере плавал?

— А рыбу ловил?

А Оливер приступил к пристрастному допросу касательно высоты и протяженности ледников.

— Входите, мои милые! — воскликнула Марта, целуя мужа в щеку.

Он улыбнулся ей, обнял детей и казался совершенно довольным окружающей обстановкой.

— Зиги, дорогой, может, мы попьем чайку и ты расскажешь нам о своей поездке?

— Прости, родная, но сейчас я не в состоянии. Я потерял уйму времени за последние несколько недель и теперь должен работать, — ответил он, направляясь в кабинет.

— Конечно, — уныло произнесла Марта. — Эрнст, Оливер, Мартин, помогите кто-нибудь тете Минне отнести вещи наверх.

После недолгих пререканий братьев Оливер схватил саквояж и ринулся вверх по лестнице. Комната Минны осталась такой же, какой была в день отъезда, в шкафу по-прежнему висели ее платья. Минна села на кровать и разделась, сбросив одежду на пол. Стоя перед зеркалом, она расплела и расчесала мокрые вьющиеся волосы, потом вытащила из чемодана чистую одежду.

Горничная Эдна, помогая ей распаковываться, весело трещала без умолку:

— Как же приятно видеть фрау Фрейд на ногах и одетой! Она так плохо себя чувствует последнее время. Нервы и все прочее. Последние месяцы очень тяжело управляться с детьми. И доктор носа не кажет из кабинета. До чего я рада, что вы вернулись. Софи скучала. Вообще, должна сказать, мы все скучали…

В комнату вошла Марта. Минна заметила черные круги у нее под глазами.

— Ты нездорова? — спросила она. У нее мелькнула мысль: а вдруг Марта что-нибудь заподозрила?

— Я всю ночь не сомкнула глаз, а когда начала дремать, ко мне в комнату с плачем прибежала Софи. Она плачет по любому, самому ничтожному поводу.

— Это просто ночные кошмары. Я заметила, что, когда стала читать ей перед сном, все прекратилось.

— Не удивительно, что она тебя обожает. Я не в силах читать книжки в три часа ночи, — сказала Марта, сжимая руку сестры. — Впрочем, ты, наверное, утомилась после поездки. Расскажи мне, как вы отдыхали.

Минна смотрела в лицо Марты. Оно не выражало ничего, кроме вежливого интереса. Но говорила она тоном, который Минне был хорошо знаком. Ее слова не соответствовали тому, что она на самом деле имела в виду. Иногда Минна очень жалела, что сестра не может напрямую высказать ей то, о чем думает. Устроить истерику, закричать, разозлиться. Порой Минне хотелось понять, что в действительности происходит у сестры в голове.

— Ну что ж, Швейцария прелестна. У нас было много свободного времени для обсуждения его исследований. Некоторые из них очень сложны для меня, однако он терпеливо объяснял их мне.

— Но ты поняла в конце концов?

— О, да. Зигмунд открыл, что невротическое поведение может относиться непосредственно к…

— Лучше расскажи, чем еще вы занимались. Ходили на прогулки? Плавали? Собирали грибы?

— Гуляли совсем мало… поднимались на фуникулере…

— Отвратительна штуковина! Однажды мы поднялись, так противно даже вспоминать. Впрочем, поскольку в Швейцарию меня с тех пор никто не возит, тем лучше… А что вы делали вечерами? — спросила Марта, подбирая разбросанную одежду Минны.

— Вечерами там совсем нечем заняться, — ответила она, невольно сжав пальцы руки.

— У них там была очаровательная гостиная…

— Да, но мне не хотелось слушать музыку.

— Музыку? В таком месте? Раньше там не было никакой музыки…

— Наверное, это были какие-то приглашенные музыканты. Ничего необычного, — сказала Минна, внутренне содрогаясь, — но я все равно была так измотана переездом, что мечтала лишь об одном — о покое.

— Да, путешествия утомительны и трудны. Будь моя воля, я вообще бы никуда не ездила. Разве что иногда — навестить матушку и на ежегодный отдых с детьми.

— Но ты же не хочешь всю свою жизнь просидеть в Вене! На свете так много того, что следует повидать.

— Если бы Зигмунду выпала возможность объехать мир — побывать в Риме, Париже, Нью-Йорке или Афинах, везде, где он только пожелает и с кем пожелает, — то, Господь свидетель, он поехал бы не со мной.

— Ты ошибаешься.

— Ты получила письмо от Эдварда?

— Да.

— И что ты ему ответила?

— Ничего.

— Это невежливо.

— Я не намерена поощрять ухаживания этого человека.

Марта помолчала, словно раздумывая, продолжать или нет, а потом тяжело вздохнула:

— Разве тебе есть из чего выбирать?

Минна по опыту знала: упрямо заострившийся подбородок сестры — признак того, что все только начинается. Уж если Марта вопьется зубами, то ни за что не выпустит. Это была преамбула к ее коронной лекции: «Ты сама себе наихудший враг».