Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман

— Нет, но я истощена, и слишком поздно, чтобы идти гулять.

— Вероятно, ты устала, потому что сидишь у Зигмунда в кабинете всю ночь, хотя хорошо, что у Зиги есть кто-то, чтобы поговорить…

Возникла пауза, пока сестры смотрели друг на друга. Затем Минна медленно развернулась и направилась к двери.

— Я выпью чашку кофе, и мы пойдем.

Она прокралась в кухню. Минна чувствовала себя неуютно рядом с Мартой, казалась себе жалкой. Теперь ей приходилось лгать сестре о самом главном и постоянно спрашивать себя, правдоподобна ли ее ложь. Во рту был дурной вкус, вызывая брезгливость, будто в комнате что-то гнило, но смрад следовало игнорировать. Уехав в Гамбург, она испытывала противоречивые чувства, основным из которых было мучительное желание. Минна убедила себя, что влечение к Зигмунду было чем-то, навалившимся независимо от нее самой. Но теперь, снова заняв свое место в доме, Минна ощущала, что ее выворачивает наизнанку, даже если она говорила с Мартой о покупках, о детях, о самых обычных делах. А после сама удивлялась своему спокойствию и безразличию, словно беззастенчивого нарушения приличий не было и в помине.

Минна потягивала кофе в кухне, прислонившись к буфету и слабея от жары. А если бы она являлась другом семьи или соседкой и влюбилась в Зигмунда? Было бы легче? Да, наверное. Это была бы любовная связь, жены привыкают к изменам, но ее случай отличался от просто измены — он был более греховным. По крайней мере, Минна еще не настолько утратила совесть, чтобы не чувствовать отвращение к своему поведению. Но, наряду со всем остальным, она была напугана. Не только за себя, но и за всех них. Будто ждала момента, когда сестра внезапно укажет на нее и обвинит ее. Но момент все не наступал. Иногда Минна почти желала, чтобы это произошло, и ее пустая, бесстыдная душа освободилась бы от пытки.

Все эти дни Минна жила в постоянном ожидании.

«Что могло его так задержать?» — думала она, меряя комнату шагами. Он опаздывал уже на час.

При дневном свете меблирашка казалась еще более неопрятной. На лоскутном покрывале темнело пятно. Обои отставали от стен и были все в потеках и разводах, ободранные половицы проседали под ногами. Был ли здесь прежде ковер? Минна слышала, как за стеной ссорилась какая-то пара. Хлопнула дверь. Она высунулась в окно и увидела Фрейда — он заходил в гостиницу.

В комнате Зигмунд сел рядом с ней на кровать и принялся расшнуровывать ботинки, а потом извинился за опоздание. Всего несколько месяцев назад он пришел бы раньше. Несколько месяцев назад, напомнила она себе, ее бы здесь вообще не было.

Он был очень занят, и им становилось все сложнее устраивать свидания. На сей раз они договорились чуть ли не в последний момент.

— Я не мог найти экипаж. Пришлось несколько кварталов пройти пешком, — объяснил Зигмунд.

Минна торопливо теребила блузку, пытаясь расстегнуть ряд мелких пуговок. Он коснулся ее щеки и сдернул блузку, обнажив плечи. Губы его скользили, покрывая быстрыми поцелуями ее живот. Потом Зигмунд сорвал с Минны одежду и притянул к себе. Возбуждение нахлынуло с первым касанием его пальцев и уже не отступало. Она загоралась мгновенно.

Один раз это произошло на полу, потом — в ванне. Сегодня Минна захватила с собой бутылку и до его прихода успела выпить несколько рюмок. Обычно Зигмунд оставался с ней после, но сегодня сразу встал и стал искать брюки.

— Я должен бежать.

— Так скоро? Ты же только пришел.

— Меня ждет пациент, — ответил он таким тоном, каким всегда говорил, желая отвязаться от Марты.

Минна наблюдала за Зигмундом, пока он одевался. Она налила себе еще бокал, а потом, когда он уже выходил за дверь, окликнула его. Зигмунд обернулся с бесстрастным выражением на лице.

— Ничего, иди, — промолвила Минна.

Позже, когда она вернулась домой и снова задумалась о своей жизни, ее охватила безысходность. И не только оттого, что она чувствовала — Зигмунд охладевает к ней. Она ощутила страх разоблачения, и сияющий шлейф недавнего желания стал тускнеть.

Иногда Марта как-то странно смотрела на нее и спрашивала: «Ты хорошо себя чувствуешь?» И от этого вопроса у Минны начинали трястись поджилки, и в отчаянии и гневе все внутри ее кричало: «Нет, мне очень плохо!»

В середине следующей недели доставили тисненный золотом официальный конверт. Он был адресован доктору Фрейду и фрау Фрейд. Герр Зелински и его супруга приглашали супругов Фрейд на открытие оперного сезона и обед, который будет дан после спектакля в особняке Зелински в респектабельном квартале на Рейхсратштрассе. Минна поглядывала на приглашение, пока они с Мартой сидели в столовой, разбирая почту. Густав Малер не так давно занял пост директора оперы и в настоящее время был наиболее почитаемой фигурой Вены. Новое здание оперы в величественном стиле ампир с расписными куполообразными потолками и дорическими колоннами было достроено, и самое главное — все, как один, согласно утверждали, что акустика в нем чудесная.

— О, это же «Дон-Жуан», — сказала Минна, и голос ее зазвенел от восторга.

— Ну, хоть Зигмунд не будет скучать. В прошлом году на открытии давали «Норму»[31], так он заснул.

— Как здорово, вы увидите Малера[32].

— Только не для меня. Он меня разочаровал!

— Чем?

— Да всеми этими своими малопочтенными делишками с обращением. Он, видите ли, теперь католик! Я тебе так скажу: это ему не поможет. Его все равно никогда не допустят ко двору. Родившись евреем, евреем и умрешь.

— Малеру пришлось выкреститься, иначе ему никогда бы не дали эту должность.

— В любом случае, — сказала Марта, пренебрежительно усмехнувшись, — его мать, наверное, в гробу переворачивается.

— Марточка, — если ты не хочешь идти на спектакль, я бы с радостью пошла вместо тебя, — произнесла Минна, будто эта мысль пришла ей в голову сию минуту.

— Ты имеешь в виду сопровождать Зигмунда вместо меня?

— Только если ты не хочешь идти.

— С чего ты взяла? Конечно, я хочу. Это же главное событие сезона.

— Ну что ж, возможно, я смогу купить билет.

— На премьеру? Вряд ли тебе посчастливится. А с детьми кто останется?

Минна пристально посмотрела на сестру, а потом вышла из комнаты. Реакция Марты ее обеспокоила. Минна знала, что Марта — отнюдь не поклонница оперы. А Марта знала, что Минна оперу обожает. Было ли это явное пренебрежение ее чувствами простым проявлением бестактности со стороны сестры? Или же Марта подозревает, что у Минны имеются иные мотивы? Уже сотню раз после возвращения Минна спрашивала себя: а вдруг сестра все знает? Были ли эти грозовые облака проявлением раздражения? Может, и нет. Особенно, после того, как Марта заглянула в комнату Минны и милостиво пообещала отдать ей свой билет на следующий спектакль.