Имортист - Юрий Никитин

– Пусть идут, – повторил я.

– Может быть, распорядиться насчет усиленных отрядов милиции?

Я взглянул с удивлением:

– Наше ли это дело? Пусть Ростоцкий занимается своим делом,мы – своим. Заодно посмотрим, как он справится с новыми полномочиями.

Гомосексуализм, мелькнула мысль, педофилия и прочиесексуальные извращения возможны только при демократии, так что все извращенцы –убежденные демократы. Эта аксиома верна и в обратную сторону: все демократы –извращенцы, ибо скажи, кто твой соратник по партии, и я скажу, кто ты. Кто неостанавливает порок, тот поощряет его распространение.

Через час я наблюдал уже на всех экранах многоцветье, словнорадуга упала на Тверскую, захватив проезжую часть и выплескиваясь на тротуары.Передние демонстранты несут на шестах во всю ширину улицы транспарант, но некрасный, как ожидалось инстинктивно, а голубой. И хотя красного цвета хватает,но плакаты и транспаранты голубые, а буквы кричаще желтые. Народ жмется кстенам домов, как в узком ущелье, где катит грозная волна.

Мы в малом зале совещаний наблюдали за демонстрацией на большомэкране, а еще несколько экранов показывают голову, хвост, реакцию прохожих,отдельных демонстрантов. Подошли члены моего Тайного Совета: Вертинский, Седых,Тимошенко, Атасов, а Волуев, устав щелкать пультиком, переключая на большойканал с малых, с почтительнейшим поклоном вручил его мне.

– Как вам нравится?

– Красивый карнавал, – признал я, – как в Лимпопоили Бразилии, где крокодилы и бананы… Неужто одни гомосеки?

– Нет, конечно, – заверил он. – В этой колоннепочти в полном объеме трансвеститы, вуайеристы, скотоложники, фетишисты,некрофилы, педофилы, а также нудисты…

Седых спросил с ехидцей:

– А почему «а также»?

Тимошенко хохотнул нервно:

– А дорогой Антон Гаспарович считает их вполне приличнымилюдьми. И не желал бы их присутствия в таком дурном обществе.

Волуев пожал плечами:

– Не вижу ничего особенно дурного, когда красивая женщинаходит обнаженной, пусть даже вовсе голой. Зато сразу видно, если ли у нее нателе следы от уколов.

– Материалист, – сказал Седых с отвращением. –Обнаженная женщина… это красиво само по себе! А он – уколы… Тьфу на вас, АнтонГаспарович. Тьфу-тьфу!..

– А где лесбиянки? – спросил Тимошенко оченьзаинтересованно. – Лесбиянки где?

– В следующей колонне, – сообщил Волуев с видомгостеприимного гида. – Параллельно с трансвеститами. Они идут плечо кплечу, символизируя… да-да, символизируя. А следом садисты и мазохисты, тожерука об руку. Их объединяют в одну группу садомазохистов, но это неправильно.Садомазохисты – это отдельная группа.

Тимошенко восхитился:

– Все-то он знает, везде побывал, все попробовал!.. Вотжизнь у человека!

Я смотрел хмуро, почти не слушал, в черепе вертелось одно ито же: демократия – спасение для педофилов, гомосексуалистов, зоофилов,мазохистов, копрофагов и прочих нетрадиционных натур. Перед всей мерзостью игнусью, что есть в человеке, культура ставит запрет, не дает вырваться насвободу. Свободу, свободу от всего дает только демократия, либерализм.Общечеловеческие ценности – это те ценности, что общие у человеков. Достаточноли это доступно, чтобы поняли даже тинейджеры?.. Если что-то трудно, надоповторять и повторять, все простые человеки не любят мыслить, пробоватьадаптировать еще. Общее у человеков… то самое, что ниже пейджера. Или поясногоремня. На этом уровне, чтобы общечеловекам было понятно, теперь строитсяполитика, экономика, пишутся книги, создаются картины, произведения искусства,снимаются фильмы, а сложнейшая компьютерная технология создается в первуюочередь для того, чтобы в виртуальных мирах трахать всех баб, а также мужиков,собак, кошек, свиней, рыб, осьминогов и все, что можно вообразить. Ипо-всякому.

– Не завидуйте, – сказал Волуев нравоучительно, –Нехорошо-с!

– Дык я ж не вашей ученой степени завидую, – возразилТимошенко. – А вот вашей эрудиции в знании всех злачных мест… Хоть одинадресок дадите?

Кровь била в виски, мысли толкутся вокруг этой нелепейшейдемонстрации, способа доказать всему миру правоту своих поступков, но в глазахВолуева вопрос, с укоризной покачивает головой, а взглядом указывает на часы.Подходит время важной встречи, не забыли, господин президент?

Я вздохнул, пора на разговор с президентом Молдовы. Попротоколу, он сейчас въезжает в Кремль, мне надлежит встретить его на третьейступеньке у входа, дважды расцеловаться, но не по-брежневски, а обнимаясь дружескии слегка соприкасаясь щеками, после чего отправимся в Георгиевский зал, где ипройдет запланированная еще полгода назад встреча, посвященная проблемамувеличения товарооборота, статуса русского языка, окончательному вывозупоследних боеприпасов, срок которых уже вышел и, следовательно, продать насторону нельзя…

Волуев двигался неслышно рядом, шепнул:

– Не хмурьте чело, господин президент!.. Государственномудеятелю это противопоказано. На вас смотрють!.. Хотите, чтобы курс рубля упал?

– Лучше скажи, как уронить доллар.

– Увы, только мимикой не отделаться… Не забудьте, послемолдаванина запланирована на семь минут церемония награждения Подбельского!

– Это дирижера?

– Он скрипач!.. Тот самый!

– Не пропустить бы демонстрацию, – пробормотал я.

– Хотите поприветствовать с трибуны? Не спешите, им еще часдо Центра. Пешком, выносливые, гады.

Встречи на высоком уровне, которые я провел за эти дни, этовстречи с президентом России, а вовсе не со мною, Бравлином Печатником, там всебыло согласовано, утрясено, договорено, уточнено, а нам оставалось толькоулыбаться перед камерами, долго и с улыбками пожимать руки, театральнымижестами передавать друг другу протоколы о сотрудничестве и снова улыбаться вобъективы.

Семь минут награждения уложились именно в семь минут, янаконец вышел из зала, чувствуя на лице примерзшую улыбку, никогда так долго ичасто не улыбался, рот болит от непривычных упражнений, я ж не юсовец, это уних там самые накачанные мышцы.

– Вернетесь в малый зал? – поинтересовалсяВолуев. – Туда передают всю информацию о демонстрации.

– Да, конечно. Члены моего Совета там?

– Нет, они засели в гостиной. Жарко, велели подать ящикнарзана, о чем-то спорят.

Я свернул в гостиную, Тимошенко, Седых и Атасов развалилисьв креслах, Вертинский прохаживался, как обычно на лекциях, я услышал егоубеждающий голос:

– Не было в прошлом тех жестокостей, о которых жужжат в ушилибералы. Не было!.. Да, печенеги или половцы уничтожали целые деревни, сжигалидома и жителей убивали поголовно, не разбирая, кто из них стар и млад. Да,христианствующие крестоносцы стирали с лица земли целые города мусульман,убивали и насиловали без разбора, заодно и подвергли ужасающему разгромухристианский Константинополь… однако люди того времени смотрели на мир болеецельно, чем мы сейчас! Это мы ныне в страшной ловушке нашего мировоззрения.Мол, каждый человек – это целый мир, потому, дескать, надо к нему так иотноситься, верно? А для жителей того времени все люди были только частицами своихмиров: степного, оседлого, христианского, исламского… Даже Константинопольолицетворял чужой мир, ибо принадлежал враждебному православию, и крестоносцычестно и без угрызений совести постарались ослабить его, как могли, во славу ивозвышение своего католического мира!