Клеймо дьявола - Вольф Серно

и сегодня я был бы без гроша в кармане, если бы не матушка. Родом она была из влиятельной купеческой семьи в Аугсбурге и сама владела немалым состоянием. Двумя годами позже того как я вернулся, она умерла и все завещала мне. Я взял деньги и покинул родной город. Потому что не хотел больше иметь дел с торговлей, а собирался служить науке. Я пробовал осесть не в одном городе, но всякий раз убеждался, что алхимики нигде не пользуются расположением. Да, к несчастью, это так. Служители тайного учения везде подвергают свою жизнь опасности. Наконец, с полгода назад я прибыл в Кирхроде. Городок излучал мир и покой, мне даже помогли с покупкой дома. Я перебрался сюда и начал свои исследования, даже не предполагая, во что это выльется в скором времени… Да, Фрея, вот и вся моя история. Фрея?

На этот раз она и вправду спала.

Лапидиус улыбнулся. Поднявшись с сундука, он взглянул на свою пациентку. В желтом свете лампы на ее лысом черепе блестели многочисленные капли пота. Этот день и еще шесть следующих ей придется все так же потеть. Целая вечность. Для нее. Для него же слишком короткий срок, чтобы найти Filii Satani. Он поймал себя на том, что его губы невольно шепчут молитву:

«Отец наш небесный,

«Кто из вас без греха,

пусть бросит в нее камень», —

сказано в Писании.

Только вот кирхродцы

забыли слова Господни.

Вразуми их, Господи,

пусть опомнятся!

А мне дай силы и мужества

поймать жестокосердных

и предать Твоему суду.

Фрее же пошли здоровья

и избавления от тяжкого недуга!

Амен!»

Уже много лет он не молился и сейчас удивлялся сам себе. Молитва к Создателю наполнила его благодатью и дала утешение. Он потихоньку закрыл камеру и спустился на первый этаж.

Где ждало жаркое Марты.

ПЯТНАДЦАТЫЙ ДЕНЬ ЛЕЧЕНИЯ

— Нее, хозяин, энто не гоже. Как жа пущать вас эдак? Давеча наснежило, чисто зима пришла сызнова. Куда ж без теплой поддевки-та?

Лапидиус оставил причитания служанки без внимания:

— Ты Фрею сегодня смотрела?

— А как жа. Лежит, бедняжка. Про вас вона спрашивала. Скоко ей там щё потеть-та?

— Пока лечение не будет окончено, — вдаваться в подробности Лапидиус не хотел. Чем меньше Марта знает, тем меньше может разболтать. — Ну ладно, мне пора.

— Дак как жа энто. И куда жа энто? Неуж не скажете?

— Дай Фрее ивового отвара, а потом проследи, чтобы она получала довольно жидкости. Проверь слой мази. Еще раз обработай губы порошком извести. Вчера я заметил, что снова появились язвы.

— Ладна, хозяин.

— И посмотри, чтобы в камере не было пауков.

— Ладна, хозяин, а пожевать чё-нето все жа надо ба.

— Вернусь, поем холодного жаркого. Так что не все относи матери.

— Дак нешто я…

— Хорошо. Я пошел.

Не обращая внимания на причитания Марты, он вышел из дома.

Лапидиус направился сразу к Шелленгассе, которая вела к восточным воротам. Через них он покинул город и взял курс на Цирбельхё. Направление выбрал не случайно. Поразмыслив, он решил, что надо бы потолковать со старым Хольмом. Он, как и в первый раз, пошел короткой дорогой и тут же снова заблудился. Проклиная свое неумение ориентироваться, он закричал:

— Хольм! Хольм, отзовись! Хоооольм!

Долго ждать не пришлось. Кусты раздвинулись, и старик показался собственной персоной. Лапидиус испытал облегчение, что Хольм еще не слишком под мухой. Слезливые глаза пьянчужки были не такие мутные, да и качался он умеренно.

— Вот, хотел заглянуть к тебе, — сказал Лапидиус, подходя ближе. — Ты ведь меня помнишь?

— Чё? Сроду вас не видал, ик… нее, не припомню. — Как у всех предавшихся безудержному питию, в трезвости Хольм чувствовал себя погано, соответственным было и настроение. — Да и знать не желаю, — закончил он, исчезая в лесу.

— Постой, постой, конечно, ты меня знаешь! Я магистр Лапидиус, — Лапидиус нагнал его и схватил за рукав ветхой одежонки. — Пару дней назад я был здесь. Мы с тобой встретились и поболтали. Ну, и ты тогда даже… — он замолчал, потому что лишку сближаться тоже не хотелось.

— Да не знаю я вас, черт побери!

Лапидиус все еще удерживал старика. Как это Хольм его не помнит? Не может такого быть! Пьян в стельку он не был, они даже поговорили! Что-то здесь таится другое. Ну, конечно! Его платье! В тот день было тепло, и Лапидиус был одет в свой любимый испанский костюм, изрядно поношенный. А сегодня из-за собачьего холода на нем теплый плащ, соответствующий его положению.

— А шапочку мою не узнаешь? Я никогда ее не снимаю, и в прошлый раз она была на мне. Мы сидели возле твоей хижины. Я еще попросил у тебя воды, но воды не было. Потом ты заснул, а я…

— А-а-а, приятель, так это ты? Токо странно ты как-то выглядишь. Деньжатами, что ли, разжился? Ладно, ладно, старина Хольм, ик… не станет завидовать. Слушай, во рту прямо все пересохло! Пошли ко мне!

Лачуга старика выглядела так же, как Лапидиус ее и помнил. Покосившаяся, продуваемая всеми ветрами, открытая всем дождям. Перед входом все так же лежало поваленное дерево.

— Заходи, ик…

— Давай лучше посидим здесь.

— Ты чё? В доме же теплее, у меня даже огонек есть… Ну, как хочешь.

— Спасибо. — Лапидиус присел на бревно.

— Обожди токо, — Хольм исчез в развалюхе.

Прошло довольно много времени. Лапидиус уже собрался сходить за стариком, как тот появился на пороге с перекошенным от горя лицом.

— Где-то точно было, провалиться мне на этом месте! А щас нет. Где ж оно… ик… запропастилось?

— Ты что-то ищешь?

— Ага, приятель, ище как ищу!

Хольм с удвоенным усердием принялся обшаривать каждый уголок перед лачугой: заглянул за бревно, пошарил за бочкой с дождевой водой, чуть не на коленях оползал опушку леса. И, наконец, исторгнул вопль облегчения:

— Вот оно! Я же помнил, что там оставалось!

Из густых зарослей папоротника он извлек большую кружку и набросился на ее содержимое. Он пил большими глотками, прикрыв глаза и закинув голову. Его кадык ритмично ходил вверх-вниз.

— Будь я проклят, как мне его не хватало! — Старик вытер рукой рот. Глаза у него заблестели, лицо обрело цвет. — Хлебнешь, и снова можно жить! Хошь, приятель?

— Нет, нет, спасибо. Если у тебя есть, то немного воды.

— Воды? Фу ты ну ты, такого сроду не держим.

— Я был почти уверен.

— Что? Ах, ты про это? Так уж вот, нет да и токо. — Хольм снова присосался к кружке. Его настроение быстро поправлялось. — Прекрасный