Жаркое лето сорок второго - Владимир Панин

Разгневанные пилоты, узнав о своей фатальной ошибке, выместили всю свою злость на городских кварталах Севастополя. Смертоносным градом падали немецкие бомбы на дома мирных людей, школы, больницы, госпиталя.

– Все они недочеловеки, и чем мы больше убьем их сейчас, тем легче нам будет потом. Начиная эту войну, фюрер даровал нам право убивать их по своему усмотрению, и мы действуем против этих дикарей так, как считаем нужно, – гордо вещали питомцы Геринга борзописцам из Министерства пропаганды, и те с восторгом строчили в своих блокнотах, спеша увековечить их, отлив в граните.

В этот день в Севастополе, как никогда прежде, было много пожаров, черный пепел от которых поднимался высоко в синее небо. Горько было смотреть, как фашистские варвары терзали славный город, но не везде им был праздник. Советские зенитчики смело вступали в неравную схватку с гитлеровскими стервятниками и иногда добивались победы. Нет-нет, но объятые дымом и пламенем, хваленые германские асы срывались с небесных высот и, прочертив жирную черную черту, падали на землю. Конечно, подобных случаев было мало, но один их вид вызывал ликование в душе осажденных севастопольцев, побуждал к сопротивлению врагу.

Особенно отличилась в защите города батарея «Не тронь меня». Её зенитчики смогли сбить целых три самолета из сорока семи машин, пытавшихся уничтожить батарею. Два «лаптежника» и один «фокер» пополнили её боевой счет, что ещё больше разозлило немцев. Многие пилоты мечтали уничтожить «Не тронь меня», но батарея была очень зубаста, и каждый раз бомбы падали куда угодно, но только не на цели.

Обер-лейтенант Макс Ульрих Родель был опытным пилотом «штуки», несмотря на свои двадцать четыре года. Много автомашин, орудий, танков и солдат противника он успел уничтожить за три неполных года войны. По личному приказу фюрера он был награжден Рыцарским крестом и теперь был представлен к награждению дубовыми листьями. Уничтожение треклятой русской батареи было для него делом чести. Много раз он атаковал «Не тронь меня», и все безуспешно, но на этот раз немецкий ас решил применить против врага нестандартный ход. Дождавшись, когда солнце стало садиться, он решил атаковать батарею со стороны моря.

Столь неожиданный ход, по мнению немецкого аса, должен был застать противника врасплох. Огонь будет открыт с опозданием, и он успеет вогнать бомбу точно в цель. Заходившее за горизонт солнце действительно сильно мешало сержанту Зуеву, но вот паники или страха, когда сигнальщик истошным голосом закричал: «Справа немец!», у сержанта не было и в помине. Быстро оценив обстановку, он развернул орудие и, несмотря на световые помехи, открыл огонь. Слившись с орудием в единое целое, Зуев вел огонь практически вслепую, но это не мешало ему сражаться.

Родель уже начал заход на цель, уверенно высчитывая момент сброса бомбы. Ему не хватило буквально пары секунд, когда в его кабину угодил зенитный снаряд. Каким образом Зуев смог попасть в стремительно падающий самолет, непонятно, но факт оставался фактом. «Штука» дернулась и, не выходя из пике, рухнула в море в семи метрах от стоявшей на якоре батареи. Прошло несколько секунд, и примерно на таком же расстоянии, но с противоположной стороны, в воду упала сброшенная Роделем бомба, обдав зенитчиков столбом воды и градом осколков. Уничтожение «Не тронь меня» откладывалось.

Немецкие асы действовали в небе Севастополя очень вольготно, но в ночь с 20 на 21 июня сошла и на них божья кара, в лице отряда Бороды. Получив долгожданный сигнал, разведчики совместно с партизанами Сапрыкина выступили к Н-ской базе немцев и устроили им цыганочку с выходом.

Немцы были твердо убеждены, что партизаны могли проникнуть на базу только через ворота, и усиленно готовились к этому. Минные поля, густая колючая проволока и электрический ток, пущенный по некоторым из секторов заграждений, надежно гарантировали гарнизон от неприятных сюрпризов.

Видя все это, Селиванов предложил нестандартное решение, которое полностью перечеркивало все преимущества противника. Для уничтожения базы противника, сапер предложил использовать ротные 50-миллиметровые минометы. Простые и неприхотливые в использовании, они позволяли вести огонь с расстояния чуть более ста метров, что в данном случае было идеальным вариантом. Отрядив партизан наблюдать за дорогой, сразу после полуночи разведчики атаковали базу.

В отличие от своего батальонного собрата, ротный миномет имел осколочные мины, но этого вполне хватало, чтобы пробить стенку цистерн и вызвать пожар. Не сразу, только после третьего залпа, удалось партизанам зажечь одну из цистерн. Затем дело пошло на лад. Три легких миномета уверенно громили вражескую базу, не так быстро, как хотелось, но уничтожая топливные запасы немцев.

Едва только загорелись первые цистерны, как комендант отдал приказ охранной роте выйти за периметр базы и уничтожить диверсантов. От быстроты их действий зависела судьба всей базы, но на пути немцев встали партизаны Сапрыкина. Теперь немцам пришлось идти по небольшому коридору шириной чуть больше трех метров навстречу русским пулеметам. Теперь не партизанам, а немцам приходилось продвигаться вперед под ураганным огнем противника, и действия их были не всегда удачны.

Столкнувшись со столь изощренным коварством русских дикарей, комендант сохранял твердую надежду на скорую помощь со стороны гарнизона Богословки. О нападении партизан было передано незамедлительно, и немцы с нетерпением ждали прибытия подкрепления, но так и не дождались.

Идущий первым бронетранспортер с солдатами подорвался на фугасе, заложенном Селивановым, после чего отряд подвергся обстрелу со стороны партизанской засады. Уничтожить противника партизаны не могли, да им изначально и не ставилась подобная задача. По замыслу Бороды, они должны были на время задержать противника, что им и удалось сделать. Постреляв, партизаны отошли, заставив противника потерять драгоценное для него время, но на этом сюрпризы не кончились. Проехав немного, головной грузовик с солдатами вновь подорвался на мине, что вызвало среди немцев сильный переполох, хотя на этот раз огня по ним не открывали.

Высыпав из автомобилей, они принялись яростно строчить в ночную тьму. Вместе с ними заговорили пулеметы с броневиков охраны. Под их прикрытием солдаты двинулись в атаку, но вскоре выяснилось, что атаковать им некого. С большими предосторожностями колонна продолжила свой путь, пустив вперед бронетранспортер, однако больше взрывов не последовало.

Когда подкрепление прибыло к базе, она уже пылала со всех сторон. Полностью израсходовав боекомплект мин, отряд разведчиков отступил, сделав максимум, что он мог сделать в подобной ситуации.

Цистерны с топливом взрывались уже от воздействия мощного пламени, которое распространялось медленно, но неотвратимо, и остановить его было невозможно. В страхе перед грядущим наказанием комендант базы застрелился, но это не спасло его семью от наказания. Все его близкие были арестованы гестапо и после недолгого разбирательства отправлены в концлагеря Равенсбрюк и Заксенхаузен.

Сами разведчики при нападении на базу потерь не понесли, чего нельзя было сказать о партизанах из отряда Сапрыкина. Примерно треть отряда была либо убита, либо получила ранения, прикрывая действия Бороды. Кроме Ножина и Сапрыкина, в эту ночь в бой с врагом вступил ещё один партизанский отряд специального назначения. Малая его часть, используя идею Селиванова, обстреляла из 82-миллиметрового миномета один из аэродромов противника. Имея в своем распоряжении всего семь мин, нападавшие отказались от первоначального плана попытаться уничтожить склад авиабомб, сосредоточив огонь по стоявшим на поле самолетам.