Темное солнце - Эрик-Эмманюэль Шмитт

лачугу Мерет – тут я ощутил такой укол в сердце, что отвернулся и стал двигаться еще интенсивнее. Я проплыл мимо всего города, постаравшись избежать гавани, где кипела работа, и выбрался за Северные ворота, по другую сторону от моего обычного обиталища. Едва предместья пропали из виду, а природа вновь вступила в свои права, я вылез на сушу в благоуханной бухточке, где замирали ослабевшие волны.

Меня овевал мягкий ветерок. По мере того как садилось солнце, становилось свежо.

Мое время утекло вместе с рекой, Нил обеспечивал мне поддержку. Каждое мгновение я чувствовал его присутствие, словно направленный на меня взгляд, ощущал его мощь и когда следовал его курсом, и когда плыл против течения. Эта страна принадлежала ему, он ее создал. Извивался ли он, выписывал ли вензеля, застаивался ли – он правил по-хозяйски, он повсюду был у себя дома. Именно ему люди были обязаны зерном, урожаями, фуражом, полными амбарами, резвыми серебряными рыбами и женщинами с гибким станом, что склонялись над рекой, чтобы набрать воды. Ни один луг без него не существовал бы. От акации до ячменя – ни деревце, ни былинка не выросли бы без него. Бегемот или стрекоза, выдра или лягушка – ни одна живая тварь не дышала бы без него. Без Нила не было бы ни усердного крестьянина, ни задорного мальчишки. Малейший его каприз расточал жизнь. Благодаря его щедрости высились города; храмы, пирамиды и дворцы отражались в нем, ибо получили от его судов балки и камни. Даже когда старик склонялся над колодцем, он видел дар Нила, ибо тот царил не только на земле, но и под землей. Из-за невозможности проводить свои дни с Нурой, Фефи, Неферу и Мерет, я решил примириться с Нилом и воздать богу Реки почести, которых он заслуживает.

Вскоре горизонт утратил свои цвета. На недвижную местность опускался вечер. Земледельцы разбрелись по домам. В поисках прекрасного далёка надо мной, вытянув шеи и свистя крыльями, пролетела стая уток. Я растянулся на теплой траве у зарослей тростника. Резкий запах ила, отличительный признак реки, сообщал мне энергию, которую я вдыхал полными легкими.

Как продолжать поиски? Где? Что касается предсказания, мне казалось, что я исчерпал уже все возможности: не осталось ни одной встреченной до пребывания в Доме Вечности женщины, которую я мог бы полюбить. Неужели чудесная девочка ошиблась? Или я? Снова я? В который раз я?

Ночь укрыла окрестный пейзаж своим покоем, но на сердце у меня было тяжело. Разлука с Мерет причиняла мне боль. Я был убежден, что она и есть долгожданная возлюбленная, поэтому мне не удавалось по-настоящему страдать. Какое странное расставание! Мне пришлось отказаться от чего-то несбывшегося… Обыкновенно порывают с прошлым, я же рвал с будущим.

Тьма сгущалась. Надо мной зигзагами носились летучие мыши. Я обернулся и взглянул на ложе реки. Она дремала, не угрожая ни паводком, ни водоворотами. Волны отражали то темный небосвод, то луну, которые, будто сговорившись, стремились придать поверхности воды переливчатый оттенок. Неожиданно по тростникам совсем рядом со мной пробежал легкий трепет. Между стеблями скользнул какой-то зверек.

Я услышал голоса:

– Сюда!

Мне приснилось? Я узнал голос Мерет.

– Здесь. Один есть.

Пакен не ошибся: любовь сродни недугу. Мерет повсюду чудилась мне, в самых невероятных местах.

Из темноты возникли два силуэта: один долгий и стройный, другой круглый и коренастый. Никакого сомнения: передо мной была Мерет, которую сопровождала незнакомка.

Я замер и затаил дыхание.

Мерет двинулась к месту, которое указала своей спутнице, размахивающей красным дымящим факелом. Она подобрала платье, шагнула в темную воду, осторожно ухватила застрявшую в тростнике ивовую корзинку и склонилась над ней. Оттуда раздался крик, пронзительный и жалобный.

– Живой, – сказала Мерет.

И, взявшись за ручку корзинки, осторожно вытянула ее на берег.

Так судьба подарила мне возможность найти Мерет! Заинтригованный ее ночным присутствием в этих местах, я решился двинуться следом за ней. Это оказалось просто: полагая, что они одни, сообщницы громко смеялись и перекидывались шутками.

Шли они долго и наконец остановились перед фермой, окруженной стойлами и навесами. На пороге их встретила третья женщина. Они вошли.

Я осторожно приблизился. Зрелище заворожило меня.

В комнате с низким потолком, в дрожащем свете масляных плошек я разглядел десять колыбелей. В двух лежали новорожденные.

Три женщины поставили корзину на стол и приподняли младенца.

– Какой горячий! – воскликнула Мерет.

Они пощупали крошечное тельце.

– У него температура…

Словно в подтверждение их слов, малыш проснулся и отчаянно раскричался. Ему тотчас эхом ответили двое других младенцев. Дом наполнил горестный плач. Женщины забегали от одного к другому.

– Этот отказывается есть. И постоянно плачет.

– А у этого колики.

– Неудивительно, ведь их бросили! – воскликнула толстушка.

И тут я понял, чем они занимаются… В Мемфисе ходили слухи, будто каждый день какая-нибудь женщина вверяет своего младенца Нилу. Причины разнились: слишком бедная семья, которая не в силах прокормить еще один рот, болезнь матери, физический недостаток новорожденного, гнев обманутого мужа, беременность вследствие изнасилования, постыдная, незаконная, которую желали скрыть. Чтобы избежать вины, матери укладывали спеленутого отпрыска в ивовую корзинку и оставляли на берегу божественной реки, и ее воды уносили дитя. Так что женщины могли питать надежду, что благодетель Нил спасет младенца, а какая-нибудь добрая душа выловит корзинку и вырастит дитя. Вот Мерет со своими подругами и объединились, решив вылавливать этих крохотных изгнанников ниже по течению, в этой бухточке, где река замедляла свой бег. Они не убивали детей, они оказывали им помощь. Они воплощали собой доброту Нила.

Я с облегчением вздохнул: эти операции по спасению подтверждали созданный мною образ Мерет, которая представлялась мне не только безобидной, но и милосердной, великодушной, существующей на стороне красоты и жизни.

Однако в яслях царила паника. Младенческий плач не утихал, малыши будто соревновались, кто громче завопит, а неподготовленные кормилицы метались от одного к другому, безуспешно пытаясь их успокоить.

Я опасался, как бы положение не ухудшилось, и, не тратя времени на дальнейшие размышления, толкнул дверь.

Женщины в испуге обернулись. Мерет ошеломленно пробормотала:

– Ноам?

– Я целитель. Позвольте мне помочь вам.

Мерет была так потрясена, что даже не возразила. Я послушал дыхание младенца, только что вынутого из корзины.

– Это, конечно, лихорадка шестого дня[45]. Обычно она проходит сама. Однако если она затягивается или у новорожденного начинаются судороги, могут быть осложнения. Необходимо снизить температуру.

Я обернулся к толстушке:

– Вымой руки и распеленай его.

Ошарашенная моей самоуверенностью, женщина повиновалась. Пока она разматывала свивальник, я обратился к хозяйке фермы:

– Принеси чистой