Хозяйка большого дома - Карина Демина

– Как удачно, – пробормотал Райдо.

Его не услышали или сделали вид, что не слышат. Только человечек с портфелем судорожно выдохнул и портфель приподнял, защищаясь им не то от арбалетных болтов, не то от взгляда Райдо.

Человечку было неуютно.

Он желал бы оказаться в месте другом и наверняка последними словами клял себя за то, что позволил втянуть себя в эту авантюру…

– Здесь нам сообщили, что вы закрылись в кабинете с Миррой…

Мирра громко и своевременно всхлипнула и обернулась.

Надо же… губы разбиты, на скуле синяк, волосы растрепались, платье разорвано… как есть жертва насилия. Во взгляде мольба, слеза по щеке хрустальная ползет.

Шериф, сплюнув в фарфоровую вазу, продолжил:

– Я приказал дверь вскрыть…

– Бедная моя девочка! – Миссис Арманди набросила на плечи Мирры шаль и к себе прижала.

– Обнаружил вас и… Мирру…

– Охренеть, – повторил Райдо, понимая, что действительно охренел, не столько от этой всей истории, сколько от человеческой наглости. Неужели они полагают, что Райдо поверит в эти сказки?

Или что двое с арбалетами возместят недостаток веры?

– Ничего не помню. – Он произнес это, глядя в серые глаза шерифа. – То есть я…

– Вы сказали, что желаете побеседовать с Миррой наедине… она поверила…

– Моя девочка…

Девочка смахнула слезу и в шаль завернулась, точно в кокон. Правильно, Райдо видел то, что должен был увидеть…

– Вы заперли дверь и набросились на нее…

– Ужас какой. – Райдо потер челюсть, которая ныла, отметив, что больше его не тошнит. – Экий я… коварный.

– Вы издеваетесь? – Доктор шагнул, выпятив грудь. Выглядел он смешно.

– Я? Ну что вы… я восхищаюсь… и интересуюсь, на кой ляд нужно было это представление?

– Представление? – взвизгнула миссис Арманди. – Представление?!

– Именно… представление, и не самое продуманное… Нат где?

Молчат. Переглядываются. Заговорщики, чтоб их… ладно, Райдо пока готов сыграть по их правилам, ему надо окончательно прийти в себя…

…Ийлэ…

…Нат себя в обиду не даст, а вот Ийлэ…

– Допустим. – Райдо присел на диванчик и, стянув рубашку, отер ею лицо. От рубашки пахло травами. А вот штаны его куда-то подевались… и ботинки… и белье… впрочем, он и без одежды чувствовал себя нормально. Это людям свойственно наготы стыдиться. Вон и сейчас взгляды отводят. – Допустим, у меня из-за болезни резко изменился характер. Прежде мне как-то удавалось избегать насилия… договаривался по-хорошему… но ладно, вы мне на слово верить не обязаны.

Рубашку он отправил на пол и потрогал рубцы, которые за последние дни схватились плотно. Белые. И кожа белая. И людям кажется, что эта кожа не настолько прочна, чтобы устоять перед арбалетным болтом. Здешние люди вообще слишком мало знают о детях Камня и Железа, но и хорошо.

Знали бы больше, глядишь, и вправду чего толкового придумали бы.

– Но даже если бы у меня возникло столь странное желание… изнасиловать вашу дочь я бы не мог… физически… – Райдо наклонился, коснувшись ладонями пола.

Тело слушалось.

И живое железо, спавшее до того дня, отозвалось, потянулось, проступив на коже серебристой росой. А люди если и обратили внимание, то не поняли.

Райдо покачивался, мягко опираясь на собственные ладони, прислушиваясь к ощущениям. Тварь внутри дремала, то ли убаюканная той отравой, которой его накачали, то ли возмущенная человеческой наглостью. Как бы то ни было, но мешать не станет.

– Доктор подтвердит, что при всем моем желании… точнее, желание это отсутствует напрочь, уж простите за подробности… главное, что я физически не способен на изнасилование…

– Виктор! – Миссис Арманди выпустила дорогую девочку, которая выразительно всхлипнула и коснулась пальчиками скулы.

Кто ей синяк оставил?

Или… нет, чушь. И дело не в том, что Райдо в себе уверен, не уверен ни хрена, но людям знать не обязательно. Дело в другом: ударь он, Мирра синяком бы не отделалась.

– Вы… вы выглядите много лучше, чем…

– Виктор, да что ты мямлишь!

Доктор опустил взгляд.

– Ах да… вы не подтвердите… это ведь невыгодно, верно? У вас иные планы… и шерифа вы захватили не случайно… или он вас?

Молчание.

– А это, полагаю, нотариус… и тоже случайно?

Шериф хмурится. Кажется, вся эта история ему тоже не по вкусу. Он ведь пожалел девушку, а жалость к кому бы то ни было мешает думать. Если разобраться, то у шерифа нет причин верить Райдо, тогда как доктора он знает давно…

Пауза затягивалась.

Мирра всхлипывала, поглаживая пальцами разбитую губу, и жест этот, рассеянный, полудетский, заставлял шерифа краснеть и смущенно отводить взгляд.

– А хотите, я изложу свою версию? – Райдо пошевелил пальцами, которые менялись на удивление легко, почти без боли. – Не хотите, но я все равно изложу. Вы решили, что вашей дорогой дочери необходимо выйти замуж. В принципе, понятное желание. И полагаю, что, с вашей точки зрения, я – удачный кандидат…

– Мама… – нервный шепот.

Кулачки, прижатые к губам. Бледность эта мертвенная и пальцы дрожащие.

У девочки талант, но растрачивает она его впустую.

– Правда, я не спешил очаровываться… и уж тем более с предложением, а добрый доктор утверждал, что жить мне осталось недолго. Как же вы могли позволить мне умереть холостым?

Шериф хмыкнул.

– Не знаю, кто был автором этого безумного плана. – Райдо широко зевнул, демонстрируя клыки. – Полагаю, вы рассчитывали… а к слову, на что вы рассчитывали?

Молчание.

Доктор нервно трет стеклышки очков, и стеклышки эти поскрипывают, того и гляди выскользнут из оправы…

– Виктор! Господи, вечно все самой приходится… шериф, вы же понимаете, что все это… – миссис Арманди взмахнула рукой, – пустословие… разглагольствования… моя дорогая девочка… она столько пережила… и как теперь быть?

– Как? – послушно поинтересовался шериф, жалея о том, что курить нельзя.

Курить он бросал, поскольку тот же доктор утверждал, что будто бы кашель, который мучит шерифа, происходит единственно от курения. И вовсе давняя эта привычка вредна неимоверно.

Жевать табак куда полезней.

– Он должен жениться на Мирре!

– Кстати, – Райдо скребанул когтями паркет, и глухой звук заставил арбалетчиков вздрогнуть, – вы не находите это несколько нелогичным? Жертва выходит замуж за насильника…

– Что о ней теперь скажут? Она опозорена…