Дом на болотах - Зои Сомервилл

море, сверкавшее временами в поле зрения, красные крапинки маков, – но теперь он вел машину, а я – я переменилась.

Мы остановились в поле сразу за Кромером, чтобы устроить пикник с вином и крекерами. Я смогла выпить всего глоток вина. Оно было кислым на вкус и густым, казалось, что пьешь кровь, и меня от него затошнило. Солнце палило немилосердно, мне хотелось прилечь и поспать. И, хотя Фрэнклин был все так же красив, когда он уложил меня среди пшеницы и задрал мне юбки, мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы не заплакать. Смятые острые верхушки травы царапали мне спину, земля подо мной была сухой и твердой. Пахло нагретой землей, резким одеколоном Фрэнклина. Я отвернулась от его силуэта среди острых колосьев и яростно-алых маков надо мной и сосредоточилась на жуке, медленно ползшем по потрескавшейся земле. Я закрыла глаза, свет ударил в мои веки, и я видела только яркий оранжевый, похожий на цвет пылающего солнца, истекающего кровью в море.

43

У меня осталось совсем немного времени, чтобы писать, так что я расскажу тебе то, что ты на самом деле хочешь знать. Ты сможешь судить, виновна я в тех преступлениях, в которых меня обвиняют, или нет. Я чувствую, что должна тебе все объяснить. Не ради твоего прощения, на это едва ли можно надеяться.

Был конец лета. Мы ели клубнику и пили лимонад в саду Старой Усадьбы. Фрэнклин заставил меня открыть рот и сунул мне ягоду между губами. Я почувствовала себя фаршированным поросенком с яблоком во рту. Можно есть. Он потянулся и прикоснулся к моей лодыжке, стал массировать вокруг косточки. Было щекотно, я поежилась.

Лето почти кончилось, чувствовалось, что воздух переменился. Восточный ветер стал прохладнее, болото меняло цвет – фиолетовый выцветал до бледно-лилового. Мое тело тоже продолжало меняться. Под платьем появился намек на живот. Поначалу я ничего не делала. Продолжала жить, как раньше, собирала на болоте кости, пока в конце августа Фрэнклин не вызвал меня в Старую Усадьбу.

– Ты выглядишь поздоровее, Рози. Почти такая, как раньше. Маленькая девочка, которую я развратил.

Я посмотрела поверх лужайки в сторону реки Стиффки, пастбищ на том берегу, деревьев на пригорке над ними. Увидела просеку, где пряталась беседка, вспомнила, как он взял меня силой, давно, до того, как мы поженились. И я знала, что он и дальше будет это делать, снова и снова, пока я не растолстею из-за детей, которые умрут или выживут. Это не имело значения – в любом случае больше у меня ничего не будет. От меня ничего не ждали, только что я буду рожать – для него, для них. Он будет ездить в Лондон, Париж, Египет, неважно куда, держать любовниц и проституток. Даже Хильди уедет на сезон в Лондон и выйдет за кого-нибудь интересного – или даже не выйдет – и тоже будет путешествовать. Но не я. Я останусь здесь, со своими отекшими ногами и истерзанной утробой, и никто не будет меня любить, кроме Джейни. Все, чего я хотела, как я сейчас понимаю, это чтобы кто-нибудь любил меня, как, в моих мыслях, любила мать. Но никто меня не любил.

Я поплотнее запахнула шаль на плечах, но в тот день не было ветра. Деревья были неподвижны.

– Ты сегодня заночуешь здесь, – сказал он. – А послезавтра у нас с твоим отцом дела в Кромере.

– Какие дела? – спросила я, но он бросил на меня резкий взгляд.

– Я не уверен, что это твоя забота, клубничный мой пудинг.

Я нахмурилась.

– Я не маленькая, – сказала я.

– Позволь не согласиться, – сказал он. – Ты именно такая, и я хочу, чтобы ты такой оставалась. А если ты станешь кем-то еще, мне это совсем не понравится.

– А в Лондоне девушки молодые? – спросила я, чувствуя, как внутри меня извивается червячок бесстрашия. – Те, которые у тебя?

Он ущипнул меня за бедро, довольно сильно, остался розовый след.

Некоторые да, – сказал он, откусывая клубничину. – Но таких милых, как ты, нет. – Он выплюнул зеленый хвостик ягоды на серебряное блюдо на столе. – Есть, знаешь, довольно шикарные. Настоящие леди. Которым надоели их скучные мужья. А есть совсем простые. – Он мне подмигнул. – Тебя это беспокоит? У меня на глазах выступили глупые слезы.

– Я думала, ты меня любишь. Думала, я особенная.

– Ты и есть особенная. В мире больше нет таких, как ты, Рози.

– Ты меня погубил, – тихо сказала я. Он рассмеялся.

– Какая мелодрама. В любом случае я тебя по-своему люблю, если тебе нужно это услышать. Просто… – Он развел руками и улыбнулся мне беспомощной улыбкой. – Я ничего не могу с этим поделать. Да ладно, – сказал он, устав от этого разговора, – не можешь ведь ты быть настолько против. Для мужчин это нормально. Даже твоему отцу нужно… отвлекаться.

– Почему ты на мне женился, Фрэнклин? – спросила я.

Он пристально на меня посмотрел, губа у него подрагивала, словно он хотел меня ударить.

– Ты знаешь почему, не терзай себя.

– Из-за ребенка?

– Да, из-за него. И из-за того, что я нашалил в Лондоне и мама хотела меня обезопасить.

– Что ты сделал?

Но я не хотела знать подробности. Я так поспешно встала, что пролила лимонад на платье, но не остановилась. Побежала по лужайке к реке. Было тепло и тихо, ветер не шелестел листвой, река приветливо струилась, на ней танцевали блики. Я сняла чулки, приподняла платье и зашла в воду. Она приятно остудила ступни и щиколотки. Я помнила, Хильди говорила про какой-то случай в Лондоне, и все складывалось.

За мной возникла тень, раздался голос Фрэнклина:

– Меня предупреждали, что ты пошла в мать.

Совершенно безумна.

Я стояла, глядя вниз, на воду, бежавшую над моими ступнями, зеленую и ласкающую. Услышала его смех, потом всплеск.

– Но этим ты мне и нравишься, ты моя дикая девочка, – сказал он, и я обернулась.

Он зашел в реку. Совсем голый. Невозможно было не ахнуть, невозможно не закрыть рот рукой. Он широко распахнул глаза, склонил голову набок, словно ждал, что меня это шокирует. Я отняла руку от рта и попыталась посмотреть на него спокойно, но глаза щипало от слез. Его тело было золотым от летнего солнца после пляжей Лазурного Берега и солнечных ванн в отелях. Пятнистый речной свет падал на него, образуя кружево из зеленых и темных листьев. Он подошел ко мне и притянул меня к своему обнаженному телу.

– Что скажет твоя мать… Моя мать вручила тебя мне. Я могу делать, что пожелаю, не забывай, – сказал он и прижался губами к моим.

Я