Assassin's Creed. Кредо убийцы - Кристи Голден

Дункан никогда не отрицал, что он часто горячится и не выносит строгой дисциплины. Но иногда он мог быть совершенно хладнокровным, словно его горячую голову окунули в ледяную купель. И это делало его еще более опасным.

Именно такое хладнокровие овладело им сейчас. Он приветливо улыбнулся Спенсеру.

– Тоже неплохо, правда? Я не стану настаивать, если вы возражаете.

– Конечно же нет, – ответил Спенсер. – Мы с вами джентльмены и служим в лучшей английской компании. Уверен, что мы оба можем себе позволить небольшие грешки, которые сохраним в тайне до конца наших дней.

«О, как вы правы!»

– В таком случае позволю себе порекомендовать «Английскую розу». Спросите там Джесамину.

Они непринужденно говорили о ценах на шелк и чай, порассуждали о том, станет ли чай таким же популярным, как кофе.

– Вполне возможно, – предположил Спенсер. – Хотя склонен надеяться, что кофе останется напитком джентльменов. Пусть простолюдины продолжают пить свое гнусное пойло.

Забавно, но эти случайно брошенные слова определили судьбу Генри Спенсера. Дункан принял решение.

Сегодня ночью Спенсер умрет.

Уолпол тянул время, занимая себя игрой в карты и поддерживая пыл горячительными напитками. Он ждал, когда Спенсер соберется уходить. Не отрываясь от игры, он услышал, как тот отказался от кареты, сославшись на то, что живет рядом и с удовольствием пройдется пешком, благо вечер выдался хорошим.

Дункан дал ему уйти вперед, чтобы сукин сын ничего не заподозрил; закончил игру, рассчитался и последовал за ним.

И хотя прошло уже десять лет с тех пор, как первые фонари кругового освещения, запатентованные Майклом Коулом, появились у входа в кофейню «Сент-Джеймс», они не получили широкого распространения, и улицы Лондона по-прежнему оставались погруженными в темноту. Но тусклого лунного света Дункану было достаточно, чтобы различить, как Спенсер, с фонарем в руке, тяжело катит свое округлое тело. Какое-то время Дункан шел за ним по улице, затем нырнул в переулок, легко забрался на каменную стену одной из многочисленных таверн, оттуда так же легко запрыгнул на сланцевую крышу и продолжил преследование.

Его жертва двигалась в бледно-красном ореоле света, и Дункан усмехнулся. Почему он не сделал этого раньше? Это не представляло ни малейшего труда. Он бежал по крышам, перепрыгивая с одной на другую, огибая дымящие трубы таверн, игорных домов, борделей.

И вдруг он остановился.

Слишком легко, черт возьми!

А не ловушка ли это?! На секунду он задумался. А не бросить ли ему этого толстяка, целеустремленно, в полном одиночестве пыхтящего по улице? Может быть, лучше вернуться к Рэндоллу и принять его предложение? Вдруг это окажется не самой плохой затеей?

Нет, это будет ужасно. Долго, трудно и скучно плыть через океан, для того чтобы жить в разрушенных храмах, затерянных в джунглях, и тренироваться с утра до ночи, изо дня в день.

Нет. Он не вернется к Рэндоллу, как провинившаяся собака с поджатым хвостом. Помрачнев, Дункан продолжил преследование.

Спенсер повернул за угол и исчез в узком проходе между домами. Если толстяк решил расстегнуть штанишки и облегчиться, то это крайне опасно для его кошелька.

А значит, это действительно ловушка. Только Дункан не мог понять, как толстяк собирается с ним расправиться в одиночку. С другой стороны, если известно, что это ловушка, она перестает быть таковой. «Чему быть, того не миновать», – подумал Дункан, движением запястий обнажил скрытые клинки и спрыгнул вниз.

Обычно в таких ситуациях Дункан одним движением перерезал жертве горло. Но не в этот раз, тем более что Генри Спенсер, эсквайр, стоял в застегнутых штанах и выжидал, не пытаясь сбежать от спрыгнувшего с крыши ассасина.

Такая самоуверенность впечатляла, и Дункан, приземлившись прямо на толстого тамплиера, только прижал клинок к его горлу.

– Ты знал, что я последую за тобой? – спросил он.

– Очень на это надеялся, – ответил Спенсер.

Дункан удивился. Не убирая клинок от горла толстяка, он огляделся по сторонам. Они были совершенно одни. Заинтригованный, Дункан спросил:

– Ты не производишь впечатления человека, готового умереть.

– Разумеется, нет.

– И все же, тамплиер, я тебя убью.

Спенсер улыбнулся:

– Думаю, что не убьешь. Ты умный парень, Уолпол. И у меня для тебя есть предложение, которое может тебя заинтересовать.

– Ну нет, я не опущу клинок, – рассмеялся Уолпол. – Говори, пока я не перерезал тебе горло.

– Это, конечно, не очень удобно, но если тебе так угодно. В той таверне я был не единственный тамплиер. Мы знаем, что ты ассасин. Давно знаем. И ты можешь убить меня сейчас, но и сам далеко не уйдешь.

– Сюда, прыгая по крышам, бегут тамплиеры?

– Нет, но у нас глаза повсюду. И ты больше никогда не осмелишься сунуть нос в компанию. Она для тебя навсегда закрыта.

Дункан нахмурился:

– Ну, продолжай.

– Мы давно за тобой наблюдаем. Я не знаю, как к тебе относятся в братстве, но я знаю, что тебя обошли по служебной лестнице в компании. И если бы ты был абсолютно доволен своим положением в братстве, ты бы убил меня без колебаний, не гадая, заманиваю я тебя в ловушку или нет.

В этом проклятый толстяк был прав.

Дункан принял решение. Он убрал клинок, выпрямился и подал руку Спенсеру, помогая ему подняться. Рука тамплиера была мягкой и влажной, но хваткой он обладал твердой.

«Я легко с ним расправлюсь, если мне не понравится его предложение», – заключил про себя Дункан, а вслух сказал:

– Предлагаешь мне… должность?

– В Ост-Индской компании? Нет. Ты стоишь большего и поднимешься значительно выше, если присоединишься к тамплиерам. Гордиться своей работой, жаждать признания и продвижения по карьерной лестнице – все это мы не считаем пороками.

Сказанное поразило Дункана. Он отчетливо осознал, что ассасины расценивали его амбиции именно как серьезный порок. И это открытие оказалось для него болезненным. Он какое-то время молчал. Спенсер тоже держал рот на замке, не собираясь давить на него.

Наконец Уолпол тихо сказал:

– Наставник Карибского братства сообщил, что ходят слухи о появлении Мудреца.

Спенсер оживился:

– О, эти сведения… чрезвычайно полезны нам.

Уолпол сделал второй шаг навстречу:

– И это только начало.

Дункан посмотрел на вывеску кофейного дома – золотой горшочек с кофе на красном фоне, а под ним две перекрещенные длинные глиняные трубки. Он посмотрел вглубь улицы: день выдался ясным, и лондонский Тауэр, который дал название этой мощеной улице, был хорошо виден.